Семен Майданный - Хранитель понятий

Откуда было знать простому честному монтеру, что это Волчок начал реализовы-вать утвержденный Вензелем план. По всем дверям театра, размахивая бодяжными ксивами и напирая на угрозу терроризма, заняли посты вензелевские торпеды. Их задачей было не только под вохру косить и безбилетных отморозков заворачивать, но и старательно запоминать тех, кто входит.

У каждого бойца у сердца хранилась стопка фотографий с рожами прим, золотых глоток и верхушки театральной власти. Вензель должен был увериться, что вся театральная рать оказалась внутри мариинских стен. Тогда можно будет перейти к следующей части убойного плана по овладению списками.

В монтерской припозднившийся пролетарий оперного труда Булгакин вдруг напоролся на невозможно трезвые и невыносимо постные глаза друзей, монтеров сцены. Братцы-кролики сидели, как зрители на премьере, на стульях, в рядок.

- Да вкатывайся же ты! - Забуксовавшего Булгакина за шкирку выцепили из проема дверей и пихнули к свободному стулу, заставив сверток тревожно звякнуть.

Оказывается, не только друзья находились в монтерской. Едва не снеся стул, Булгакин обернулся, горя страстью заехать в хамское рыло, но у каждого из трех незнакомых парней, притулившихся в засаде за дверью, торчало в щупальцах совершенно не бутафорское оружие.

- Теперь все? - спросил у бригадира монтеров сцены самый плечистый хлопец с самым большим пистолетом и получил от бригадира ссыкливый кивок.- Тогда начнем, пожалуй.

И самый плечистый, в плаще до пола и широкополой шляпе, начал задумчиво прохаживаться вдоль стульев с сопящими в тряпочку монтерами. «Во урод, - наблюдал за ним благоразумно поджавший лапки Булгакин. - В плечах шире, чем выше... Как же это сказать... Ширина больше роста. Вширь длиннее, чем ввысь. Короче, приплюснутый».

- Он! - Приплюснутый указал стволом на Булгакина с видом, будто Булгакину выпал выигрыш в «Спортлото».

- Да он же самый борзый, Тарзан! - аж присел от полного несогласия чувак с боксерским носом.

- Он. - Приплюснутый по-хозяйски сплюнул на пол монтерской. - Я сказал!

Вензель прикинулся в сиреневый смокинг, в лакированные сиреневые штиблеты. Ворот белой, как из рекламы про прокладки, рубахи душил красный джазменовекий кис-кис. Вензель прихватил с собой в театр любимого кота по кличке Филидор: помойной породы, жирного, черно-белой, как у старых телевизоров, раскраски, шерстистого и с понтами пантеры. Надежно зафиксировав откидное кресло рядом с Вензелем, на него пристроили любимую подушку кота, пуховую, с кисточками, которые в кайф потрепать лапами. Кот лежал на спине, предлагая чесать ему живот. Чем Вензель и занимался, прислушиваясь к разминке оркестра и оглядывая зал. Трость позолоченным набалдашником, будто алкоголик в салат, уткнулась в бархатную спинку барьера.

Вензель сидел согласно купленным билетам на галерке. Кто бы ляпнул, типа: «Что ж ты, папаша, не по чину уселся, в самый несолидняк?» - прожил бы не дольше, чем взводится курок.

Жора-Долото, усаженный за спиной Вензеля, водил биноклем по залу и докладывал:

- Харчо, харя черномазая, шестой ряд амфитеатра. Паленый, сука подлая, партер, четырнадцатый ряд. Театралы, бля.

Шрам, усаженный рядом с Вензелем, может, приклифтен был не так фаршированно, не в галстук с пиджаками, зато вел себя строго по театральным понятиям. Программка на колене, шея чистая, по фене в полный голос не ботает, полон трепетного ожидания - короче, все пучком, никакого шухера.

- И нас во все бинокли цинкуют, Вензель, - с надрывом отрапортовал Долото.

На что Вензель лишь неопределенно почмокал губами. Шрам мог бы приплюсовать к базару известие, что и его, Шрамова, братва сечет толкучку, но зачем перегружать сяв-ку костями, еще подавится.

Шрам застучал пальцами по программке на коленях - ни дать ни взять конкретный театролюб, изнывающий по третьему звонку.

Он был еще жив, поскольку мнительный Вензель подозревал, что покеда не до донышка выжал из Сереги известное тому за списки. И кроме того, на рождественские каникулы отвалили все нотариальные конторы. А передачу от Шрама к Вензелю собственности следовало запротоколировать юридически абсолютно легально. Типа, если все покатит по плану Вензеля, жить Сереге до третьего января.

- Позыркай, Чек, какие сыроежки! - Пальцем, обхваченным золотой гайкой, Арбуз провел потную дорожку по стеклу, за которое театральщики упрятали пожелтевшую фотографию. - Их бы к нам, чтоб на бильярде сплясали про лебедей.

- Ты на год глянь. И Арбуз достал уже. Хорэ стены обходить. Почапали в буфет!

- Там давиловка, Чек. Черные засели. Ты сам слыхал, за разборки без команды печень вырвут.

Чистая правда. Кисель с кривоносым Махно не шибко надеялись, что если будут сидеть истуканами в зале, то Вензель сдрейфит и тормознет свои подлые амбиции. Поэтому Махно с Киселем сообща прикумекали кое-что позабористей: решили устроить старцу небольшой сюрприз. Как только потухнет безобразие на сцене и финально опустится занавес, их самые доверенные люди с гранатометами... Но если старик залупится и не капитулирует, одним Вензелем станет меньше на свете белом.

В гримерке балерин еще ни о чем не догадывались. Полураздетые барышни были такие хорошенькие, что не наглядеться на себя в зеркало.

- Зиночка, а ты где справляешь?

- Мы с Сереженькой справляем у Хабибулиных на даче. Будут Рогины, скрипачка Надя, и для нее позвали Куакина. Маша, завяжи мне сзади!

- Столько черненьких в зале, девочки! Так страшно! Вдруг взорвут!

- А сами?

- И сами взорвутся. Они же глупенькие. Каждый пронес по гранате, по команде дернут и взорвутся.

- Думаешь, они Новый год не справляют?

- У них же весной Новый год. Маша, поправь мне розочку!

- Нет, правда, девочки, зал сегодня какой-то странный. Почти одни мужчины.

- Наверное, Ленка своих хахалей провела.

- Ошибаешься, балаболка! Если б я всех своих позвала, стадион пришлось бы заказывать...

...Гайдук засел в сортире. Хорошо, пацаны на входе торчали незнакомые, а в хате с люстрами он вовремя срисовал Арбуза с Чеком, которые пялились на фотки, потом узырил еще двух знакомых пацанов. Пришлось срочно посетить сортир.

Гайдук прихилял один. Уже вчера купонов в кассе не было. Пришлось тащиться за фраером, выкупившем броню, отоваривать по башне, а для ложного следа тырить еще и лопатник с кредитными карточками, часы и цепочку. Карточки Гайдук бросил нищему в шапку, а второй, лишний, купон сжег над газовой плитой.

- Занято! - отшил он очередного нетерпеливого театрала, глотая перекумаренный освежителем воздух. Будто в хвойном лесу, только мишка рядышком отстрадал медвежьей болезнью.

- Козел сраный, - двинул ногой по двери невидимый театрал.