Эрл Гарднер - Дело лошади танцовщицы с веерами

— А потом?

— Вчера вечером ко мне приехал шериф, — продолжал Нолан, — и все выспрашивал меня о лошади, хотел разузнать, откуда она взялась и все такое, и предупредил, что не следует болтать языком, когда приезжают разные люди и задают всякие вопросы. В общем, такие дела, мистер Мейсон. Я не должен слишком болтать языком кое о чем.

— Ну, — произнес Мейсон невинным тоном, — если вы расскажете мне, о чем можно говорить и о чем нельзя, почему бы в таком случае нам не поговорить о том, о чем нельзя, и…

Хозяин ранчо засмеялся, откинув назад голову.

— Я так смекаю, что вы адвокат.

— Точно, — подтвердил Мейсон.

— Послушайте, я уже где-то слышал ваше имя. Вы ведь Перри Мейсон, так ведь?

— Да.

— Ну и ну, тогда мне надо заново вас поприветствовать. Я о вас понаслышан. Никогда и не думал, что встречу вас при таких обстоятельствах. Послушайте, а чего это вы интересуетесь лошадью?

— Ну, если в общем, — ответил Мейсон, — то я пытаюсь кое-что выяснить, что может помочь моему клиенту. Есть вещи, о которых адвокат не может говорить, понимаете?

— Если вы только расскажете мне, о чем вы не можете говорить, мистер Мейсон, — произнес с ухмылкой Нолан, — мы тогда и сообразим, что нам не следует обсуждать.

Оба рассмеялись.

— Скажите мне, — спросил Мейсон, — когда сюда заявилась эта лошадь?

— Утром одиннадцатого числа. За полчаса до рассвета.

— А как она пришла?

— Да так же, как обычно приходят лошади, взяла и пришла на своих четырех ногах.

Мейсон улыбнулся.

— А как вы еще ожидали, чтобы она пришла?

— Не знаю, черт возьми! — воскликнул Мейсон. — По тому, как вы выступаете тут, я подумал, что она могла опуститься на ранчо с парашютом.

— Да нет же, она заявилась незадолго до рассвета. Загавкала собака. Этот чертов пес никогда на луну не брешет, вообще ни на что не реагирует. А уж когда залает, значит, действительно какой-то непорядок — он все лает и лает, пока не поймешь, в чем дело. Ну, я подумал, может, это койот или дикий кот бродит рядом с курятником, поэтому встал, прихватил свой дробовик и вышел с фонариком на двор. Тут пес выскочил на меня, как я только появился, побежал вперед, вроде чтобы показать мне, на кого он лаял, и дьявол меня порази, если это не была та лошадь. Стояла вся оседланная и взнузданная и слегка так фыркала.

— И что вы сделали?

— Отвел ее на конюшню, привязал ненадолго, потом разнуздал, дал ей сена, ну и расседлал.

— Вы не увидели ничего необычного, когда расседлали ее?

Нолан поджал губы так, что они превратились в узкую тонкую полоску.

— Я так понимаю, что это одна из вещей, про которые вы ничего не должны говорить, — сделал вывод Мейсон.

— А я ничего и не сказал, — вымолвил Нолан. — А если вам заблагорассудилось читать мысли, то этого я не могу вам запретить.

— Вы выходили поискать следы? — спросил Мейсон.

— Вот это дельный вопрос, — одобрил Нолан. — Вы так говорите, как будто жили в деревне. Никто еще меня так не расспрашивал.

— Ну, так вы выходили?

— Да. Я вышел и стал искать следы. Лошадь пришла по Дороге с севера. Она шла по обочине, там в пыли остались ее следы. Затем снова вернулась на шоссе. Как долго она там была, трудно сказать. Я так думаю, что мог бы по следам определить, откуда она пришла, если бы у меня было время, но тогда я не видел в этом никакого смысла. Я прошел назад по дороге, наверное, с полмили или около того, все думал увидеть кого-нибудь, кто упал с лошади. Никого не нашел, а к тому времени уже проезжали какие-то машины, и я подумал, что если кто-то и упал с лошади прошлой ночью и все еще где-то лежит, то уж одна из машин наверняка подберет его. Что-нибудь еще?

— Еще я знаю, что лошадь была напугана.

— Откуда вам это известно?

— Ну, вы знаете, этих лошадей с Запада пестуют немного иначе, чем в восточных штатах. Хорошая гуртовая лошадь будет стоять смирно, пока у нее опущены поводья. Именно поэтому скотоводы часто и используют раздельные поводья.

Мейсон кивнул.

— Я эту лошадь уже пару раз испытал, — продолжал Нолан. — Я ее выводил и немного на ней поездил, соскакивал с седла, опускал поводья, чтобы посмотреть, что же она будет делать.

— Ну и что она делала?

— Стояла, как будто привязанная. Лошади, они здорово сообразительные, мистер Мейсон, и когда лошадь, которую обучали стоять так, как обучена эта, решает уйти со своего места, значит, там что-то такое, что ей здорово не нравится. У этой был порван повод.

— Кто-нибудь еще спрашивал вас об этом?

— Нет, черт возьми, остальные ребята, которые тут побывали, все об этом знали. Вы первый, кто приезжает и спрашивает не так, как будто уже знает ответы на все вопросы, а я просто безмозглый деревенщина… А потом… — Нолан ухмыльнулся и закончил: — Вы и сами, как приехали, не больно умно вели себя.

Мейсон рассмеялся.

— Вы не попытались попугать лошадь, чтобы определить, насколько она возбудима?

— Ну вот, — засомневался Нолан, — я и не знаю, надо ли мне говорить об этом?

— Кто-то вам сказал не говорить?

— Нет. Никому такое и в голову не приходило.

— В таком случае не вижу никакой причины, чтобы вам не рассказать об этом.

— Видите ли, мистер Мейсон, тут такие дела. Я стараюсь быть в хороших отношениях со здешним шерифом, и я так думаю, что у него самого хорошие отношения с городской полицией, и поэтому, я полагаю, они не хотят, чтобы я болтал кое о чем, что связано с этой лошадью.

— Ну давайте будем друг с другом откровенны, Нолан, — сказал Мейсон. — Если на задней луке седла есть отметина от пули и полицейские потребовали, чтобы вы не болтали ничего об этой дырке от пули или о том, что в седле сидит пуля, я бы не хотел, чтобы вы об этом говорили.

Нолан усмехнулся.

— Если же, с другой стороны, — продолжал Мейсон, — вы думали о том, что же напугало лошадь, вывели ее и провели этот эксперимент, я бы хотел все же узнать, что вы обнаружили.

— В общем, я действительно размышлял об этом.

— В таком случае, — сказал Мейсон, — я полагаю, вы оседлали лошадь, взнуздали ее, поездили на ней по полю, затем слезли, опустили поводья и стали ждать, что она будет делать.

— Все так.

— И что же она сделала?

— Ничего. Стояла как стояла.

— И тогда вы выстрелили, не правда ли?

— Я полагаю, что вы сами разбираетесь в животных, так ведь? — спросил Нолан с оттенком уважения в голосе. — А если нет, то, значит, вы ясновидец. Я выстрелил, и она фыркнула и резво так выскочила отсюда. Я думаю, что она так бы и скакала до сих пор, если бы я не закрыл ворота выгона, где она паслась.

— Полиция вас об этом не спрашивала?

— Нет.

— Мне бы хотелось поговорить с вашей женой, — попросил Мейсон.

— Она вообще не любит незнакомых, — сказал Нолан.

— Все равно я бы с ней поговорил.