Эрл Гарднер - Дело лошади танцовщицы с веерами

Судья Донахью вопросительно взглянул на Гамильтона Бюргера.

— Я привлеку ее как свидетеля, когда сочту это нужным и буду готов для этого, — заявил Гамильтон Бюргер.

— Вы можете обещать суду, что вы действительно привлечете ее в качестве свидетеля?

— Я не обязан давать никаких обещаний.

— В этом-то все и дело, ваша честь. Эта женщина не является свидетелем.

— В конце концов, — сказал судья Донахью, — поскольку за порядок проведения судебного заседания отвечает окружной прокурор, то мне действительно кажется, что, если эта женщина — важный свидетель обвинения, а защита желает задать ей вопросы, было бы значительно лучше, если бы обвинение привлекло ее в качестве свидетеля, выслушало бы ее показания, а затем передало бы ее защите, чтобы защита смогла воспользоваться ее присутствием и задать ей соответствующие вопросы, в случае если бы она пожелала сделать это.

— Защита не хочет задавать ей никаких вопросов, ваша честь. Это все показуха.

— Я хочу задать ей вопросы, — настаивал Мейсон.

— Что вы собираетесь этим доказать? Возможно, я и привлеку ее в качестве свидетеля.

— Я собираюсь доказать с помощью этой свидетельницы, — сказал Мейсон, — что она — то самое лицо, которое свидетели опознали как обвиняемую, та женщина, которая находилась в отеле в два часа двадцать минут утра.

— Вы не можете сделать этого, — возразил Бюргер, — потому что через минуту свидетели увидят, что эта женщина не является обвиняемой.

— Доставьте ее в суд, — предложил Мейсон. — Доставьте ее в суд, и пусть она будет одета точно так же, как в тот момент, когда ее арестовали. Я имею в виду одежду, которая идентична по цвету, покрою и материалу той, что на обвиняемой.

— Хорошо, — рявкнул Бюргер. — Раз вы этого хотите — я доставлю ее в суд. Я дам вам такую возможность. Ваша честь, если мы имеем пятнадцать минут, то, я думаю, мне этого хватит, чтобы выполнить пожелание защиты. Я доставлю Айрин Килби в суд и продемонстрирую ее свидетелям. Ну а пока, чтобы как-то занять время, я вызываю другого свидетеля, Джаспера Фентона. Пройдите сюда и присягните, Джаспер.

Джаспер Фентон, человек с опущенными плечами и лицом, носящим отпечаток утомленного цинизма, занял место свидетеля. Монотонным голосом он ответил на предварительные вопросы. Затем, когда Бюргер начал воспроизводить перед ним картину преступления, голос парня стал слегка подрагивать.

— Где вы находились утром семнадцатого сентября этого года? — спросил Бюргер. — Находились ли вы в отеле «Ричмелл»?

— Да, сэр.

— В какое время?

— Я думаю, это было точно в два сорок четыре.

— Куда вы пошли?

— Я пошел к Джону Каллендеру в номер. То есть я вошел к нему в номер примерно в два сорок четыре.

— Когда вы вышли оттуда?

— Сразу же.

— Почему вы вышли?

— Я открыл дверь и увидел, что он лежит там мертвый на полу. Я быстро вышел оттуда.

— У вас с ним было назначено свидание?

— Да, сэр.

— Когда у вас произошло это свидание?

— Это было не совсем свидание. Он послал за мной, чтобы сообщить, что хочет встретиться.

— В какое время вы должны были прийти к нему?

— В два часа утра.

— Именно в это время вы должны были встретиться с ним?

— Да. Он сказал, что я должен быть у него в два часа, секунда в секунду.

— Но вы опоздали?

— Да, сэр.

— Почему вы опоздали?

— Я задержался, чтобы несколько раз выпить для храбрости. Мне не хотелось встречаться с ним.

— Почему?

— Он пытался шантажировать через меня мою сестру.

— Вы говорите о Лоис Фентон, обвиняемой, присутствующей здесь?

— Да, сэр.

— Она ваша сестра?

— Да, сэр.

— Давайте-ка будем откровенны, — сказал Гамильтон Бюргер. — Джон Каллендер оказывал на вас давление?

— Да, оказывал.

— В какой форме он это делал?

Фентон заерзал в своем свидетельском кресле.

— Я работал на него. И подделал его имя на нескольких чеках для того, чтобы покрыть недостачу. Он заполучил эти чеки. И угрожал привлечь меня к суду.

— Что-нибудь еще?

— Когда он попытался травить через меня мою сестру, меня взяло отчаяние. На лошади сестры я отправился на ранчо Джона Каллендера. Я вошел прямо в дом, и мне удалось попасть в комнату, где хранились все его записи. Я смог вскрыть сейф. Когда мимо окна проходил ночной сторож, он увидел свет от моего фонарика. Он направил луч своего фонаря в окно, засек меня у сейфа и позвал на помощь. Я выбежал из дома со стороны веранды, вскочил в седло, и лошадь пошла галопом. Охранник выстрелил.

— Куда попала пуля?

— Она задела лошадь и застряла в седле.

— Вы почувствовали эту пулю? Почувствовали удар от нее?

— Да, сэр. Я почувствовал, как она прожужжала и впилась в седло.

— Вы предприняли какие-либо меры для того, чтобы убедиться, что пуля засела в седле?

— Да, сэр.

— Что именно?

— Меня охватила паника. Я спрыгнул с лошади и хлестнул ее арапником, чтобы она убежала. А сам на перекладных добрался домой.

— Вот теперь вы сказали все, — произнес Бюргер елейным голосом. — Вы не пытаетесь приуменьшить свои собственные грехи. Как это ни неприятно, но вы признаете, как свидетель, что вы совершили подлог, что вы явились в дом Джона Каллендера и попытались похитить содержимое его сейфа?

— Да, сэр.

— И Каллендер был осведомлен об этом?

— Да, сэр.

— И что он собирался предпринять?

— Он пытался принудить мою сестру возвратиться к нему, угрожая, что в противном случае примет в отношении меня меры.

— И он хотел обсудить все это с вами?

— Он не хотел ничего со мной обсуждать, он хотел обо всем этом сказать мне.

— А когда вы обнаружили, что Джон Каллендер лежит мертвый на полу в своем номере и в груди у него торчит японский кинжал, вы просто решили исчезнуть и выскочили оттуда, чтобы никто вас при этом не заметил. Правильно?

— Да, сэр. Но это только частично так.

— А что здесь не так?

— После того как я стал обо всем этом думать… После… в общем, на следующий день… Я отправился в полицию.

— По своей воле?

— Да, сэр.

— И сделали в полиции письменное заявление?

— Да, сэр.

— Но в это время, — вкрадчиво продолжал Бюргер, — вы еще не знали, что ваша сестра вообще в чем-то замешана? Вы не знали, что ее обвиняют в совершении преступления, не так ли?

— Одну минуту, — вступил Мейсон, — этот вопрос откровенно наводящий и непристойный. Он неправомочный, не относящийся к делу и несущественный. Этот вопрос отвечает интересам исключительно обвинения.

— К сведению суда, этот вопрос задан исключительно в интересах свидетеля, — сказал Бюргер.

— И как таковой это вопрос, который возможно задать только в процессе перекрестного допроса и задан он может быть только защитой, противостоящей обвинению, — заявил Мейсон.