Эрл Гарднер - Дело о тонущем утенке

— Прекрасно, я вас жду. — Закончив разговор и все еще держа трубку в руке, Мейсон обратился к Делле Стрит: — Оллгуд уверяет, что она получила информацию не через него. Пригласи-ка ее сюда, послушаем, что она сама скажет. Как она выглядит, кстати сказать?

— Ну, она прекрасно сохранилась. Следит за собой. Насколько я помню, ей было года тридцать три во время процесса, значит, сейчас ей пошел шестой десяток. Но вы бы ей дали значительно меньше.

— Обрюзгла? Отяжелела?

— Ничего подобного. Стройная и гибкая пожилая женщина… Великолепная кожа, почти без морщин. Да, она очень следит за собой. Я сообщаю вам то, что может заметить женщина… Эта особа умеет подать себя.

— Блондинка или брюнетка?

— Жгучая брюнетка. У нее большие темные глаза.

— Очки?

— Полагаю, она не обходится без них, поскольку зрение у нее наверняка ослабело, но предпочитает носить их в сумочке, а не на носу. Я заметила, как она их туда убирала, когда вышла в приемную поговорить с ней. Что касается ее глаз, то она знает им цену и великолепно умеет ими пользоваться.

— Ты лучше меня разбираешься в женщинах, Делла, поэтому скажи-ка, могла ли она опуститься, обрюзгнуть, а потом подтянуться и снова войти в форму?

— Определенно, нет. В возрасте пятидесяти лет с хвостиком такие превращения почти исключаются. Она из тех женщин, которые всю жизнь заботятся о своей внешности. У нее красивые глаза, ноги, бедра. Она прекрасно знает это и при необходимости ловко использует свои достоинства.

Интересно… Ладно, давай теперь посмотрим на нее.

Войдя в кабинет, миссис Денджердфильд легкой, чуть ли даже слегка не танцующей походкой направилась к столу Мейсона. Она с необычайной теплотой и сердечностью протянула ему руку, не забыв при этом взмахнуть длинными ресницами, демонстрируя действительно необыкновенно красивые глаза.

— Не могу найти подходящих слов, чтобы выразить благодарность за согласие меня принять, мистер Мейсон, — заговорила она певучим голосом. — Мне известно, что вы страшно заняты и с вами надо заранее договариваться о встрече, но мое дело чрезвычайно важное и, — тут она многозначительно посмотрела на Деллу, — и сугубо конфиденциальное.

Оставаясь равнодушно-вежливым, Мейсон предложил:

— Садитесь, миссис Денджердфильд, у меня нет тайн от моего секретаря. Она стенографирует все разговоры, приводит в порядок все записи. Я редко полагаюсь исключительно на свою память, предпочитаю решительно все фиксировать. Делла, записывай все, что собирается сообщить нам миссис Денджердфильд.

Миссис Денджердфильд не подала вида, что ей это не понравилось. Правда, на какое-то мгновение она замерла, но тут же с улыбкой защебетала снова:

— Ну разумеется! Как это было глупо с моей стороны! Мне следовало сразу сообразить, что адвокат, у которого столько забот, должен систематизировать материалы. Поймите меня, я действительно буду говорить о таких вещах, которые… Одним словом, от них зависит счастье других людей.

Мейсон поинтересовался:

— Вы желаете поручить мне какое-то дело, миссис Денджердфильд? Потому что, если…

— Нет, совсем не то! Я хочу поговорить с вами о том, чем вы занимаетесь по поручению другого человека.

— Садитесь же, сигарету?

— Благодарю вас, с удовольствием.

Мейсон протянул ей портсигар, взял сигарету себе и чиркнул зажигалкой. Миссис Денджердфильд приняла удобную позу в кресле для посетителей, искоса поглядывая на Мейсона сквозь сизый дымок сигареты, потом решительно заговорила:

— Мистер Мейсон, вы кое-что выясняете для Джона Визерспуна?

— Что позволяет вам сделать подобное заявление?

— Разве это не так?

Пристально взглянув на собеседницу, Мейсон с улыбкой парировал:

— Вы утверждаете, а я задаю вопрос… Теперь уже засмеялась и она.

— Хорошо, я в таком случае меняю утверждение на вопрос.

— Но я по-прежнему отвечаю на него вопросом. Женщина нервно забарабанила холеными пальцами по подлокотнику кресла, сделала пару глубоких затяжек, неодобрительно посмотрела на Мейсона, но кончила тем, что вновь рассмеялась.

— Я вижу, что ничего не достигну, если буду тягаться с адвокатом. Хорошо, выложу свои карты на стол.

В знак согласия Мейсон поклонился, приглашая к откровенному разговору.

— Мое имя миссис Джордж Денджердфильд, о чем я сообщила вашему секретарю. Но оно не всегда так звучало.

Молчание Мейсона было вежливым приглашением продолжать.

С видом человека, который сообщает нечто, производящее эффект взорвавшейся бомбы, она сообщила:

— Прежде я была миссис Дэвид Лэтвелл. Выражение лица Мейсона не изменилось.

— Продолжайте, прошу вас.

— Похоже, что этот факт вас совсем не удивил, — заявила она, не скрывая разочарования. — Ох и трудный же вы собеседник! — В ее голосе послышалось даже легкое раздражение.

— Извините, но вы сказали, что собираетесь выложить на стол свои карты. — Мейсон кивнул на угол стола. — Вот он. Не мешкайте.

— Хорошо, — капитулировала она. — Итак, я была миссис Дэвид Лэтвелл. Моего мужа убил Хорас Эйдамс. Хорас и Дэвид были партнерами в Витсбург-Сити.

— Когда произошло убийство? — изобразил полное неведение Мейсон.

— В январе тысяча девятьсот двадцать четвертого года.

— Что случилось с Эйдамсом?

— Можно подумать, что вы не знаете.

— Вы пришли ко мне сообщить какие-то сведения или же получить их от меня?

Она на секунду задумалась, улыбка скользнула по ее губам, и она откровенно ответила:

— Ради того и другого.

— Не измените ли вы цель своего визита и не ограничитесь лишь сообщением некоторой информации?

Ей оставалось только согласиться. Со смешанным чувством разочарования и досады она начала свой печальный рассказ:

— Убийство было совершено в начале тысяча девятьсот двадцать четвертого года, ну, а Хораса Эйдамса повесили в мае следующего года. У Хораса была жена, Сэйра. Сэйра с Хорасом и мы с Дэвидом иной раз составляли квартет. У Хораса с Сэйрой был сын. Ему было года два, когда это случилось, значит, около трех в день казни его отца… Не думаю, чтобы я когда-нибудь нравилась Сэйре или чтобы она мне полностью доверяла. Она посвятила целиком жизнь мужу и ребенку. Я не могла строить свою жизнь по ее образцу. Я была бездетна и… весьма привлекательна. Я любила бывать на людях, любила ночную жизнь города. Сэйра этого не одобряла. Она находила, что замужняя женщина должна ограничиться четырьмя стенами своего дома. Все это было около двадцати лет тому назад. С тех пор мои представления о семье и браке существенно изменились. Я говорю об этом, чтобы вы поняли: мы с Сэйрой не всегда ладили. Хотя, в силу того что наши мужья были партнерами, внешне все обстояло самым наилучшим образом.