Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

Утром мы собираемся на завтрак почти одновременно: Раечка, оба инженера и я. Обычно я завтракаю раньше их, но сегодня я заспался. Да и чувствую себя неважно: вчера я все-таки простыл, да и немало выпил всякой дряни. Очевидно, вид мой соответствует состоянию, потому что Раечка посматривает на меня с сочувствием и, не удержавшись, спрашивает:

– Плохо спали?

Я в ответ досадливо машу рукой.

А один из инженеров, громадный и невозможно толстый, с одутловатым, красным лицом и белыми, моржовыми усами, смотрит на меня слезящимися глазами и рокочет осуждающе, с одышкой:

– Ничего удивительного… Зачем, скажите на милость, вас вчера… понесло к этим бандитам?.. Что вы там не видели, извините? Как пьянствуют и сквернословят?..

Я смотрю на него с искренним изумлением.

– К каким бандитам?

– Он еще спрашивает!.. – грохочет в ответ старик и пристукивает огромным, волосатым кулаком по столу. – Вы в дом к Марии Кузьминичне, к сыночку ее Косте… вчера вечером приходили?.. Уф!..

Второй инженер, невысокий, щуплый, с бородкой клинышком и в очках, настороженно вертит головой то в его сторону, то в мою. А Раечка, та просто окаменела от любопытства.

– Вы, значит, тоже там оказались? – отвечаю я вопросом на вопрос, чтобы только выиграть время и собраться с мыслями.

– Именно. Оказался… – охотно подтверждает старый инженер. – И даже кое-что уловил. Уф!.. Они же вас убить могли, зарезать. Это же, повторяю, сущие бандиты. По всем по ним тюрьма плачет, вот что я вам скажу.

– Неужели Марков поселился в таком доме? – недовольно спрашивает второй инженер.

– А он знал? – отвечает ему первый сердито. – Предложили комнату, он и снял. Три дня тихо было, и вот пожалуйста…

– Что ж вы не вступились за меня, Игорь Леонидович? – улыбаясь, спрашиваю я, придя наконец в себя от удивления. – Они бы одного вашего голоса испугались. А уж при виде вас, – я трясу разведенными в сторону руками, демонстрируя его мощь, – коленки бы подогнулись.

– Не в моих принципах… – сердито крутит массивной седой головой Игорь Леонидович. – Хватило ума прийти, должно хватить, чтобы уйти… Да и по делу вы пришли, я так понял… Чего же мешать… Не струсил, не думайте.

– Игорь Леонидович – герой войны, – замечает второй инженер. – Одних орденов у него…

– Между прочим, – запальчиво вступает в разговор Раечка, и голос ее даже звенит от волнения, – не все герои войны оказывались героями в мирных буднях. Мы даже как-то поспорили, где было труднее.

– Эх, деточка! – шумно вздыхает Игорь Леонидович. – Не была ты в том смертном пекле, слава богу…

– Все равно. Я читала, – упрямо встряхивает головой Раечка. – Вполне правдивые книги. И знаю, как было страшно. Но морально, – вы понимаете? – морально героем сейчас стать труднее, я считаю. Тут ведь сперва самому надо определить, кто же враг, а потом самому себе дать приказ идти в атаку. А кругом люди остаются в стороне, да кое-кто посмеивается и спокойно карьеру делает, а кое-кто тебя же еще и осудит. Просто это все, по-вашему? А если еще семья? Вот у нас такой парень нашелся. Декана на чистую воду решил вывести. Ну, аспирантура ему только улыбнулась из тумана. Ой, что было! И представьте, его друг тоже отказался от аспирантуры, демонстративно. Его даже в партком вызывали.

– Но вы, кажется, не отказались? – усмехается второй инженер, которого зовут Яков Захарович.

– Нет, – убежденно отвечает Раечка. – Не отказалась. Я же все-таки больше пользы принесу, если кончу аспирантуру, правда?

– Вы реалистически мыслящий человек, – кивает Яков Захарович и нервно теребит свою бородку. – В некотором смысле идеальная социологическая конструкция. Из нее только ушло сострадание, исчезло самопожертвование. Осталась лишь борьба за… эдакий, я бы сказал, нравственный релятивизм.

Но Игорю Леонидовичу, кажется, не нравятся рассуждения его приятеля. Он недовольно бурчит:

– Ты, Яша, всегда усложняешь. Уф!.. При чем здесь нравственный релятивизм?

– Ну, нравственное приспособленчество, это тебя больше устроит? – отвечает Яков Захарович.

– И тоже неверно. Человек реально смотрит на вещи. Человек рассуждает и взвешивает. Нынче такой век, не рыцарский, не дворянский. И науки…

– Кстати о науках, – перебивает Яков Захарович. – Один мудрый философ сказал: «Тому, кто не постиг науки добра, всякая другая наука приносит лишь вред». Как сказано, а?

– В каком веке жил твой философ?

– Ну, в шестнадцатом.

– Вот этим действительно все сказано, – задыхаясь, смеется Игорь Леонидович. – Рыцарский век. Уф!..

– Не идеализируй. Тогда горели костры инквизиции, процветали доносы во имя веры, гонялись за ведьмами и десятилетиями шли войны. Но вот что сказал более поздний гений: «Оставь герою сердце; что же он будет без него? Тиран!».

– А это кто сказал? – интересуюсь я, пораженный пронзительностью этих слов.

– Это Пушкин, – и Яков Захарович язвительно добавляет: – Это уже девятнадцатый век, хоть и дворянский, но николаевский. И тогда многие рассуждали и взвешивали.

– Ну-ну, – гудит Игорь Леонидович. – С тобой спорить опасно. Ты у нас эрудит. И все-таки наш век особый. Добро и сердце надо поверять рассудком, – и поворачивается ко мне. – Но что же вы все-таки делали там, у Кости?

Я небрежно машу рукой:

– Он обещал мне продать заграничные джинсы.

– Ну, и продал?

– Нет. Размер не подошел. А вообще классные джинсы. Сначала, правда, собирались деньги отнять. Но потом мы даже подружились, – беспечно сообщаю я.

– Ой, какой ужас! – всплескивает руками Раечка.

Яков Захарович ядовито замечает:

– Интересно, чему вы учите своих учеников.

– Каких учеников?

– Как так – каких? В школе, конечно.

– Ах, ну да, – спохватываюсь я и улыбаюсь. – Учу, Яков Захарович, всяким наукам и добру тоже. Только христосиков я из них не делаю. Вторую щеку они вам под удар не подставят… – и, неожиданно чувствуя, что начинаю сердиться, добавляю. – Но на помощь они придут всегда, не раздумывая и не рассуждая.

На минуту мне вдруг действительно хочется стать учителем, чтобы кого-то всему этому обучить.

– Эх, молодой человек, молодой человек… – шумно вздыхает Игорь Леонидович и жмурит слезящиеся глаза. – Знали бы вы, сколько раз я приходил на помощь. Да вот хотя бы в прошлом году. Девочка тут одна пропала. Так я с ног сбился, а ее нашел. Помнишь, Яша? Уверяю вас, гораздо чаще я приходил на помощь, чем приходили мне.

– И вы решили уравнять число? – ехидно спрашивает Раечка.

– Ничего уже не уравняешь и ничего не изменишь, – качает массивной своей головой Игорь Леонидович и насмешливо смотрит на Раечку. – Это вот вам еще не поздно уйти из аспирантуры, тоже в знак протеста.

Раечкино лицо становится вдруг злым и некрасивым.