Женя Л. - Дело №2 [СИ]

И он показал рукой на стены, увешанные картинами разного калибра и жанров. На некоторых были горные, в основном, пейзажи, на других — натюрморты, над камином висело большое полотно, на котором была нарисована клякса, залившая часть вертикальных столбцов цифр и букв.

— Дочка, — пояснил Кранц. — Не захотела продолжать отцовское дело, уехала в Нью-Йорк. Картины рисует, ну, а я их покупаю. Поддерживаю, так сказать, современное изобразительное искусство. Так с чем пожаловали, господа?

Господин Кранц был невысокого роста и крепкого сложения мужчиной с черными живыми глазами. Его можно было бы назвать совсем лысым, если бы не ободок вьющихся седых волос по периметру лысины. Эти остатки волос были довольно длинными и стояли дыбом, несмотря, а, может, и благодаря тому, что Кранц их постоянно приглаживал ладонью. Одет он был в темно-коричневые брюки и теплую стеганную клетчатую курточку. У него была забавная привычка после каждой сказанной фразы замолкать, немного вжимать голову в плечи и наблюдать реакцию собеседника.

Инспектор начал задавать вопросы, на которые Кранц отвечал очень охотно. Сначала вопросы носили общий характер, но постепенно инспектор перешел к взаимоотношениям между Софьей и им, господином Джозефом Кранцем.

— У нас, инспектор и мадам, — он улыбнулся мне и пригладил волосы. — Было добрососедское взаимопонимание. Мы же из одного поколения. Я, правда, постарше чуть, но это не важно.

Оказалось, что Кранц, так же как и Софья, уехал в Израиль из России, то есть Советского Союза, в начале семидесятых, когда ему только исполнилось восемнадцать лет. Откупившись от армии, он подал заявление и, несмотря на протесты родителей, уехал. Родители позже к нему присоединились, а потом они уже всей семьей переехали в Америку. Отец его был отменным портным, но Джозеф не пошел по стопам родителя, а стал учиться бизнесу, потом занимался всем понемногу, покупая и продавая, но, в конце концов, решил, что должность профессора в каком-нибудь университете даст ему покой, положение и круг общения, поэтому он еще немного поучился, защитил диссертацию и нашел работу в одном из университетов Су-Фолса, куда и переехал вместе с женой и дочерью. Дочь, правда, довольно скоро от них съехала, чтобы заняться непонятным искусством, а они с женой тихо и мирно жили в ожидании старости и скупая произведения своего отпрыска. Все это Джозеф рассказал нам как бы между прочим. Узнав, что я тоже из России, он обрадовался, сказал мне несколько слов по-русски и настоял, чтобы мы с ним позавтракали или, хотя бы, попили кофию. Инспектор сказал, что кофе он выпьет и Кранц пригласил нас на кухню. Из кухонного окна тоже был виден гараж Креченских и большая часть их веранды.

— Я, знаете ли, один хозяйничаю. Мирочка уехала в Израиль навестить сестру, — оправдывался он, доставая из холодильника печенье из Хай-Ви. — Мирочка такие пироги печет. Вот приедет, я Вас, Женечка, обязательно приглашу.

Он называл меня забытым уже именем, отчего на меня вдруг напала ностальгия или как это еще можно назвать? Я вспомнила, как жила у бабушки в Кемерово, как она тоже называла меня Женечкой и пекла пироги, которые я брала с собой в школу и жевала на переменах, запивая компотом из столовой и экономя копеек сорок-пятьдесят на столовском обеде. Инспектор видел, что со мной что-то происходило, но никак не мог понять, что, а объяснять ему мне не хотелось, да, и навряд ли он что-нибудь понял. Однако, надо было не распускаться, а сосредоточиться на вопросах.

— Скажите, а Вы с Креченскими часто общались? — перевела я разговор на другую тему.

— Да совсем, можно сказать, и не общались.

— А как Вы познакомились?

— Да услышал как-то, что они между собой на русском ругались, вот и познакомились, да и они примирились.

— Вы были знакомы с родителями Софьи?

— Нет, никогда их не видел. Софочка иногда рассказывала про них, но не часто.

— А как Вы проводили время вместе? Что делали?

— Да мы почти и не проводили время. Поначалу Мирочка приглашала их пару раз, но как-то не получилось у нас компании.

— Почему?

— Почему? — повторил он мой вопрос. — Не знаю. По-моему, ее мужу не понравилось у нас, а может и другие причины были.

Он вздохнул.

— Это так ужасно. Софочка такая милая. Для Мирочки будет настоящий удар, когда она узнает.

— А Ваша жена когда уехала? — поинтересовался инспектор.

— Первого декабря.

— А когда она вернется?

— Она собирается встретить Рождество у сестры, а потом мы с ней и с дочерью встречаемся в Нью-Йорке.

— То есть, когда убили Креченскую, Вы были в доме один? — спросил инспектор.

— Да, совсем один, — ответил Кранц. — Я же говорил Вам об этом. Сидел вот тут у окна, работал на своем компьютере и смотрел в окно, то есть, если быть точным, иногда посматривал в окно.

— И что Вы там видели? — спросила я.

— Я уже говорил, что сначала привезли почту, а потом, минут через двадцать, подъехал внедорожник Креченского.

— А самого Креченского Вы видели? Ну, как он выходил из машины?

— Честно говоря, я не очень хорошо помню. Помню, что кто-то выходил в клетчатой фуражке. Тьфу, не путайте меня! Конечно же это он был! Кто же еще?

— А женщину не видели?

— Нет, женщину точно не видел! — уверенно сказал Кранц. — Женщину бы я точно не пропустил!

И он засмеялся довольным смехом.

Впрочем, Анну он и не мог видеть, поскольку она воспользовалась не входом через двор, а парадным входом, что с противоположной стороны дома.

— Скажите, а как Вы можете объяснить то, что Софья говорила о Вас как об эталоне? — попыталась задать я вопрос.

— Что, простите? — не понял Кранц.

— Креченская ходила к психоаналитику, и во время сеансов сравнивала Вас со своим мужем. Я бы сказал, что она о Вас более, чем лестно отзывалась, — бесстрастным тоном пояснил инспектор.

Кранц явно почувствовал себя неловко.

— Софочка говорила обо мне с психоаналитиком? — спросил он и недоверчиво посмотрел сначала на меня, потом на инспектора.

— Да, и нам бы хотелось знать, почему?

— Откуда же мне знать? Мы, повторяю, с ними почти не общались. Особенно последнее время.

— Вы знали, что у Креченского есть любовница и ребенок?

Кранц замотал головой:

— Ничего мы не знаем! Да и зачем нам эти чужие проблемы? У нас своих хватает, — запричитал он.

— Вы знаете, с кем Креченская ездила в Миннеаполис на выходные?

— Я вообще не знал, что она туда ездила.

Его пухлые пальцы все время были в движении. Наверное, он сильно нервничал.

— Но, когда Софья уезжала, Анна, любовница Володи, с ребенком проводили выходные в доме Креченских. Неужели Вы никогда ничего не замечали?

— Женечка, милая, скажите, что у нас нет своей жизни, чтобы мы следили за чужими окнами и мужьями? Мы с Мирочкой сами иногда ездим в Миннеаполис на концерты или выставки. Мирочка такая любительница музыки. Она и на фортепиано играет и на флейте! Зачем нам следить за соседями?