Калеб Карр - Итальянский секретарь

Выражение лица мисс Маккензи сразу изменилось; слова Холмса пробудили удивление и надежду:

– Правда, мистер Холмс?

– Да. Но сейчас вам придется услышать еще кое-что страшное - вам будет тяжелее это перенести. Мужайтесь. - Девушка, все еще воодушевленная похвалой Холмса, кивнула. - Человек, который нанес вам такой вред, повредил другим людям еще сильнее - и, без сомнения, попытается так же злодейски обойтись и с вами, если узнает, что вы до сих пор здесь.

– Холмс! - перебил я. Видя потрясение и страх на лице девушки, я отвел своего друга в сторону. - Как вы можете говорить девушке такое, когда она в таком уязвимом состоянии?

– Вы ошибаетесь, Ватсон, - твердо ответил он. - Эта девушка не просто служанка в Холируд-Хаусе, какой ее счел этот Вилл Сэдлер. Она - дочь шотландской земли, и в душе у нее больше от Баннокбурна, чем от Каллодена [21]! - Он вернулся к мисс Маккензи, поднял ее за плечи и посадил на кровати. - Она прожила несколько дней одна, в этом истлевшем, полном призраков крыле дворца, и она еще на многое способна! Верно, мисс Маккензи?

Девушка покраснела при этих словах Холмса, и только собралась открыть рот, чтобы выразить согласие…

Как тут сверху донеслись звуки: обутый в сапоги человек медленно, нерешительно шел по деревянному полу. Неторопливо (под воздействием обстановки я бы сказал - меланхолически) сделав несколько шагов, он остановился; еще несколько шагов - и опять остановка; интервалы были неравномерные, и нельзя было сказать, что передвижения составляют какую-то осмысленную картину. Вдобавок, как будто мало было этих шагов, к ним скоро присоединился голос: человеческий, точнее - мужской; он медленно, медленно и мрачно выводил мелодию - чем-то знакомую и в то же время бесконечно чуждую.

Мисс Маккензи мгновенно прикрыла рот рукой, и ее новообретенный румянец почти так же быстро уступил место бледности.

– Это он! - отчаянно прошептала девушка.

– Он? - спросил Холмс, разглядывая панели потолка. - Сэдлер?

– Нет! - прорыдала Элисон. - Он! - Она взглянула на нас, каждой чертой своего лица выражая ужас. - Тот бедняга, которого убили тут, много лет назад! Он до сих пор тут бродит, неужто не ясно? - Она опять посмотрела на потолок. - Итальянский джентльмен , это его дух, и он пришел отомстить…

Я быстро сунул руку в карман, где хранился «наладонный защитник» Шинвелла Джонсона и дюжина патронов, бережно завернутых в носовой платок. Движение было чисто инстинктивным - в конце концов, пистолет не поможет против привидений, - но все же успокоило меня.

– Итальянский джентльмен? - прошептал я. - Холмс, неужели она действительно хочет сказать, что…

– Именно, - ответил Холмс, вслушиваясь в шаги и голос наверху. - Давид Риццио.

– Да! - выдохнула мисс Маккензи. - Значит, он его по правде вызвал!

– Так Сэдлер рассказал вам эту легенду? - спросил Холмс.

– И показал! - ответила девушка. - Это не легенда, мистер Холмс! Я сама видела лужу крови, которая никогда не высыхает!

Я повернулся к Холмсу:

– Боже милостивый, это еще что за…

– Да, Хэкетт мне и об этом тоже рассказал, Ватсон. И показал вот это. - Холмс достал из кармана грубо напечатанную брошюру, на обложке которой было написано:

ТАЙНЫ ВСЕХ ТЕМНЫХ И МРАЧНЫХ ЗАКОУЛКОВ ЭДИНБУРГА - РАСКРЫТЫ!

На нескольких страницах описывались разные места, где лица, готовые расстаться с неназванной (но, по всей вероятности, немалой) суммой денег, а также отважиться на ночную прогулку, могли получить «ВЕСТИ ИЗ ПОТУСТОРОННЕГО МИРА!» Судя по всему, гвоздем программы был визит в королевский дворец Холируд-Хаус, где желающие могли обозреть место «самого ужасного убийства за всю историю Шотландии, столь ужасного, что убитый каждую ночь посещает место, где он испустил дух, и возобновляет лужу пролитой им крови, ища ничего не подозревающего шотландца (или шотландку!), на ком он мог бы выместить свою ярость; ведь эта нация так жестоко обошлась с ним и не отомстила за его смерть!»

Я несколько минут изучал этот документ - совершенно бессмысленный, но весьма, надо сказать, эффектный.

– Но… где можно получить такую брошюрку? Кто проводит эти экскурсии? Конечно, это должен быть человек, работающий в замке. Но если Ее Величество узнает…

– Если Ее Величество узнает, то, скорее всего, уволит всех слуг во дворце и наберет новых, - ответил Холмс. - Ведь она не сможет больше доверять ни одному. Разве они могли не знать, что происходило, что происходит - не однажды или дважды, но почти каждую ночь?

– Да, - сказала мисс Маккензи. - Верно, сэр, и как раз потому ни одна живая душа не осмеливалась заикнуться, хотя вы правильно сказали - кто здесь работает л, все знали про это знают.

– И все знают, кто устраивает эти незаконные визиты? - спросил я.

Девушка быстро покачала головой:

– Каждого из нас предупреждают, чтоб не любопытствовал. И все слушаются, потому как никто не хочет лишиться места. - Она боязливо глянула на нас. - И никто не хочет, чтоб призрак за ним явился! Я слушалась этого правила, пока… если бы я только знала! Но он все превратил в игру, сэр, опять обманул меня. Он сказал, что покажет мне, и что если я буду с ним, со мной ничего не случится! Но теперь я вижу…

– Что тем он держал вас в своей власти, - продолжил Холмс. - Он обещал показать вам то самое место, где никогда не высыхает лужа крови, представил это как приключение, поняв ваш характер, а потом сказал, что если вы когда-нибудь его предадите…

Бедняжка при этих словах так задрожала от страха, что я бросился к ней и обнял за плечи, а она прошептала:

– Да! Если я выдам, что знаю, за мной явится итальянский джентльмен! И вот он явился! Но я не предавала его, мистер Холмс, клянусь своей жизнью, не предавала! Тогда почему? Почему этот несчастный неупокоенный дух является меня мучить…

Девушка была близка к истерике, но тут раздался новый звук, и она онемела от страха: с верхнего этажа донесся голос. Голос был мужской и говорил с акцентом:

– Синьорина… синьорина… час уже близок …

Мисс Маккензи, которая теперь едва могла дышать, не то что говорить, боязливо цеплялась за лацкан моего сюртука и прижималась ко мне.

– Не бойтесь, - шепнул я, плотнее обнимая ее плечи. - Дух это или человек - клянусь, он не причинит вам вреда.

Я поглядел на Холмса, ожидая, что он присоединится к моей клятве - но, к удивлению своему, увидел, что мой друг улыбается. Не в первый и не в последний раз меня ставило в тупик непостижимое веселье, которое вызывала у Холмса тема общения с потусторонним миром. Холмс догадался, что я не разделяю его чувства, быстро подошел к большому камину и указал мне на трубу; и тогда я понял, что? он хотел сказать. Призрачный голос опять принялся напевать тот же переменчивый мотив, одновременно знакомый и неизвестный, и я понял, что звук вовсе не порождается в пространстве вокруг нас, а просто доносится через трубу и усиливается, резонируя в огромной полости камина.