Дональд Уэстлейк - Пожиратель женщин

– Благодарю вас, я уже отведала.

– А вы попробуйте еще раз. Теперь будет совсем иной вкус. Судить о ликере по первому глотку не следует, как не следует судить о женщине по первому объятию. Не трудитесь краснеть, сударыня, ведь ваш супруг нас не слышит. Он спокойно беседует со следователем.

– Ваши идеи меня пугают. Я никогда не предполагала, что судья может так говорить. Скорей я готова была бы услышать это от…

– От убийцы. Мы все – потенциальные убийцы. Если бы можно было судить людей не только за содеянное, но и за их намерения, то большинство людей не миновало бы тюрьмы. А что касается меня, то я благословляю эпидемии и войны, эти естественные формы, разрежающие давление крови у человечества. Особенно я готов благословлять войну, потому что, вне зависимости от исхода, она несет смерть ряду тупоголовых драчунов и насильников.

Глаза судьи заблестели фосфорическим блеском.

– Вы в ужасе, сударыня? Должно быть, вы спрашиваете себя, почему я не изрекаю все эти мысли днем, в то время как я тружусь в интересах добра и справедливости. Я тоже не раз спрашивал себя об этом и не находил ответа. И я никак не могу понять, когда я прав и когда говорит мое подлинное «я»: тогда ли, когда я сижу в суде и у меня на голове аккуратно надетый белый парик, или когда я дома, галстук мой съехал набок, и я влил в себя изрядное количество вина.

На другом конце стола муж Кончиты и следователь вели серьезную беседу.

– Так вы, значит, не играете?

– Нет, Бискотто. Единственные игорные залы, которые я посещаю, это залы суда.

Возлюбленная следователя в другом углу беседовала с! судебным врачом. Врач был глух и обожал музыку Вагнера; на свою собеседницу он бросал пламенные, недвусмысленные взгляды, а следователь следил за этой парочкой издали, ласково улыбаясь. И улыбка эта были притворна и фальшива, как годовой баланс товарищества с ограниченной ответственностью.

Возлюбленная следователя походила на некоторые острова: в политическом отношении ею владели одни, физически – другие. Физически она принадлежала многим, но это не мешало ей сохранять репутацию абсолютно верной своему возлюбленному подруги. Ее следователь, несмотря на то, что он был еще не старик, принадлежал к числу тех мужчин, которые должны строго соизмерять свою любовь, и в конце концов необходимость служить объектом его любви превратилась для нее в синекуру.

– А разве сегодня вечером мы не будем играть? – прозвенел ее голос.

– Скоро, скоро, – ответил хозяин дома, увлеченный беседой с Кончитой.

Величайшая ошибка вашей жизни заключается в том, что вы остались холостяком, – заметила Кончита. – Мне вас жаль. Если бы вы женились, вы были бы счастливы.

– Мне жениться? А где бы я нашел разумную подругу жизни? Вы уже встречали на своем веку разумных женщин? Женщины лишены разума, у них нет мыслей, их мысли – это мысли мужчины, в чьих объятиях они были в последний раз.

– Но вы забываете, – заметила, холодно улыбаясь, Кончита, – что говорите с порядочной женщиной.

– Порядочная женщина! – И старик расхохотался во все горло. – Давайте уделим внимание этому феномену. Немало времени прошло с тех пор, как я в последний раз видел представительницу этой редкой породы. Как-то мы были вдвоем: я и мой друг адвокат. То был очень молчаливый адвокат, и поэтому он приближался к идеальному типу адвоката. Идеал – это глухонемой адвокат. Мой приятель встречался только с проститутками, и в нем жила иллюзия, что где-то, вне этого мира, существуют порядочные женщины. Я встречался исключительно с порядочными женщинами и давно избавился от этой иллюзии. Его женщины приходили к нему на четверть часа без всяких историй, без прошлого. Мои женщины приходили с историями и через четверть часа утрачивали все, что отличало их от женщин моего друга. Сударыня, чтобы сохранить веру в порядочных женщин, следует встречаться только с продажными женщинами.

– Но как, в таком случае, вы должны быть несчастны! Вы ведь не верите в любовь!

– Нет, я верю в любовь. Но любовь женщины всегда двусмысленна.

– Но вы хотя бы верите в дружбу?

– Дружба – это искусно проведенное с обеих сторон притворство.

– Так говорит Пабло Амбард?

– Да, единственный писатель, которого я ценю.

– И которым я восхищаюсь.

– Единственное, что друг может сделать для тебя, сводится к тому, что в случае кровотечения он отведет тебя в аптеку или даст тебе взаймы пятьдесят лир, когда тебе понадобится тысяча. А теперь сядем за игру.

Шарик начал свой бег по тридцати шести номерам рулетки. Все сделали свои ставки. Вышел ноль.

Председатель суда, захихикав, сгреб деньги, и на его лысине выступил пот. С улицы донеслись звуки банджо. Кто-то играл фанданго.

Через несколько дней муж Кончиты, возвратившись домой и отложив в сторону набитый документами портфель, приступил к традиционному допросу:

– Ты выходила сегодня?

– Нет.

– Писем не было?

– Только газеты.

– Кто-нибудь был у тебя?

– Да.

– Кто?

– Какой-то таинственный незнакомец, предложивший мне купить шелковые чулки, стоящие по крайней мере двадцать песет, – за пять.

– И ты купила?

– Нет.

– Почему?

– Потому что, по всей видимости, это был краденый товар.

– Вот поэтому тебе и следовало купить их побольше. Такие возможности выпадают нечасто.

– Не угодно ли господам сесть за стол? – осведомилась прислуга.

Сели за стол.

– Муж заговорил:

– Я рассказывал тебе о стенографистке, которая…

– Которая забеременела и родила письмоводителю сына. Что с ней?

– Эта плутовка ухитрилась до последних дней скрывать свое состояние.

– А как она чувствует себя теперь?

– Я ее уволил. Не могу же я допустить, чтобы подобные скандальные истории случались в храме Правосудия:

– А что с отцом ребенка?

– Я отправил его в негритянское селение в глубь страны.

Кончита умолкла.

– А что ты скажешь об этом?

– Я полагаю, что было бы гораздо нравственнее, – ответила Кончита, – если бы ты оставил отца при матери и ребенке… А вместо того, чтобы уволить мать, тебе следовало бы удвоить ее оклад.

– Не говори глупостей.

На столике лежал последний роман Пабло Амбарда.

– И ты продолжаешь читать подобные безнравственные книги?! – заговорил муж тоном следователя.

– Это так остроумно, – заметила жена, раскрывая книгу. – Вот послушай. – И она стала читать отрывок, отмеченный ногтем: – «Не существует людей, которые не испытывали бы удовольствия от пророчеств. Почти все говорят глупости, и нет ничего удивительного, что один из них что-нибудь скажет впопад… И тогда этого счастливца объявляют гением». Разве это не хорошо сказано? «Если женщине в нервном припадке случается сделать мелодраматический жест, словно она рвет платок, то ты можешь быть уверен в том, что она заранее успела подумать, полотняный ли он или бумажный, имеется ли на нем вышивка или нет, и в каком он состоянии…» Это очень зло сказано, но это правда! Как хорошо он знает женщин! «Если женщина находится в обществе мужчины, то она спрашивает: где автомобиль? В тех случаях, когда она одна, она спрашивает: где трамвай?» Это печально, но это так. «Если мужчина говорит, что женщина отдается всем, то, возможно, что это и правда. Но несомненно одно, – что эта женщина говорившему не отдалась».