Роберт Гулик - Золото Будды

— И так, госпожа Цзао, теперь нам надо подумать о вашей дальнейшей судьбе. Чего бы вы желали сами?

Губы ее задрожали, но она тут же взяла себя в руки и еле слышно произнесла:

— Я теперь понимаю, что согласно учению о священных устоях нашего общества я действительно должна была наложить на себя руки. Но признаюсь, что в тот момент мысль о самоубийстве просто не пришла мне в голову. — Она печально улыбнулась. — Если я там о чем-то и думала, то лишь о том, как мне выжить! Не потому, что я боюсь умереть, ваша честь, просто ненавижу делать то, в чем не вижу смысла. Умоляю, ваша честь, посоветуйте, как мне быть.

— Согласно учению Конфуция, — ответил судья Ди, — женщине действительно следует держать себя в чистоте и целомудрии. Однако я часто размышляю о том, не касается ли это утверждение скорее души, нежели тела. Но, как бы то ни было, наш учитель Конфуций также сказал: «Пусть высшим мерилом остается человечность». Я, к примеру, твердо убежден, госпожа Цзао, что все наставления следует толковать в свете этих великих слов.

Госпожа Цзао посмотрела на него с благодарностью. Подумав немного, она произнесла: — Мне кажется, лучшее, что я сейчас могу сделать, это уйти в монастырь.

— Поскольку прежде вы никогда не ощущали позыва к религиозной жизни, такой поступок станет лишь бегством, а это не подходит для столь разумной женщины, как вы. Давайте я предложу своему столичному другу взять вас учительницей для его дочерей. Со временем он, несомненно, устроит вам подходящую партию.

Госпожа Цзао застенчиво произнесла:

— Я глубоко благодарна вашей чести за участие. Но мой скоротечный брак с Ку окончился провалом, а то, что произошло в имении, вкупе с тем, что я не могла не видеть и не слышать на цветочной лодке, все это навсегда отвратило меня… от отношений между мужчиной и женщиной. Вот почему я чувствую, что монастырь остается для меня единственным подходящим местом.

— Вы еще слишком молоды, чтобы говорить «навсегда», госпожа Цзао, — серьезно проговорил судья Ди. — Однако нам не подобает обсуждать подобные вещи. Через неделю-другую сюда переедет моя семья, и я настаиваю, чтобы вы основательно обсудили свои планы с моей Первой женой, прежде чем примете окончательное решение. А пока поживете в доме нашего судебного врача господина Шеня. Я слышал, что его жена — умная и доброжелательная женщина, а его дочь не даст вам скучать. Проводите к ним госпожу Цзао, старшина.

Госпожа Цзао низко поклонилась и вместе со старшиной Хуном покинула кабинет. Тут же вошли Ма Жун и Цзяо Тай. Судья обратился к ним:

— Вы слышали жалобу господина Цзао. Мне жаль его сына, он показался мне славным мальчишкой. Поскольку вы оба имеете полное право на выходной, почему бы тебе, Цзяо Тай, не выбрать пару звероловов среди стражников и не поохотиться на тигра? Ма Жун, ты останешься здесь. После того, как дашь начальнику стражи необходимые указания по поимке По Кая, можешь отдохнуть и позаботиться о своей раненой руке. Мне вы не понадобитесь до позднего вечера, когда все мы должны присутствовать на церемонии в храме Белого облака.

Цзяо Тай принял предложение с восторгом, но Ма Жун заворчал:

— Ты, братец, никуда без меня не пойдешь! Кто подержит тигра за хвост, пока ты будешь целиться?

Два друга рассмеялись и откланялись.

Сидя в одиночестве за столом, заваленным бумагами, судья открыл том, посвященный окружным налогам на землю. Он ощущал необходимость отвлечься, прежде чем сосредоточиться на новых обстоятельствах, открывшихся в деле.

Но только он погрузился в чтение, как раздался стук в дверь. Вошел встревоженный начальник стражи.

— Ваша честь, — выпалил он, — господин Тан принял яд и сейчас находится при смерти! Он хочет вас видеть!

Судья вскочил и вместе с начальником стражи бросился к воротам. Переходя через дорогу к стоящему напротив постоялому двору, он спросил:

— Существует ли противоядие?

— Он не говорит, какой яд проглотил, — пропыхтел начальник стражи. — А еще дождался, когда яд подействует!

Они поднялись по лестнице, где в коридоре перед судьей упала на колени пожилая женщина, умоляющая простить ее мужа. Судья Ди пробормотал несколько утешительных слов, и она проводила его в просторную спальню.

Тан лежал в постели, глаза его были закрыты. Его жена присела на край кровати и ласково с ним заговорила. Тан открыл глаза и, увидев судью, с облегчением вздохнул.

— Оставь нас, — попросил он жену.

Она встала, и судья занял ее место. Тан окинул судью долгим испытующим взглядом, а потом заговорил слабым голосом:

— Этот яд медленно парализует тело; мои ноги уже онемели. Но рассудок ясен. Я хочу признаться в совершенном мной преступлении, а после этого задать вам один вопрос.

— Это касается того, что вы не договаривали относительно убийства наместника? — тут же спросил судья.

Тан медленно покачал головой.

— Я рассказал все, что мне было известно, — проговорил он. — Я слишком озабочен собственными преступлениями, чтобы беспокоиться о чужих. Но это убийство, а также явление призрака, глубоко меня потрясли. А в состоянии потрясения мне нелегко справиться с… другим. Когда убили Фаня, единственного человека, который был мне когда-либо дорог, я…

— Мне известно о вас с Фанем, — перебил его судья Ди. — Все мы следуем своей природе. Если два взрослых человека находят друг друга, это их личное дело. Не беспокойтесь об этом.

— Не о том речь, — покачал головой Тан. — Я упомянул об этом лишь для того, чтобы объяснить, как был взволнован и подавлен. Когда я слабею, другой во мне становится слишком силен, чтобы я мог с ним совладать, особенно когда в небе сияет луна. — Ему явно становилось тяжело дышать. — После всех этих долгих лет я узнал о нем все, о нем и его мерзких выходках! Кроме того, я как-то обнаружил спрятанный дневник моего деда: ему тоже приходилось с ним бороться. Моего отца это не затронуло, но дед повесился. Он дошел до того, что больше не мог продолжать жить. Так же, как я сейчас, когда принял яд. Но теперь, теперь ему не в кого вселиться, ибо детей у меня нет. Он умрет вместе со мной!

Изможденное лицо Тана искривила усмешка. Судья Ди смотрел на него с жалостью. Старик уже, по-видимому, был не в себе.

Некоторое время умирающий смотрел куда-то перед собой, но вдруг его испуганный взгляд упал на судью.

— Яд поднимается! — с напряжением проговорил он. — Мне следует поторопиться! Я расскажу вам, как это всегда происходило. Я просыпаюсь в ночи с ощущением стеснения в груди. Встаю, начинаю расхаживать по полу, взад и вперед, взад и вперед. Но комната становится слишком тесной. Устремляюсь на улицу. Но улицы слишком узки, ряды домов с их высокими стенами наваливаются на меня, пытаются меня раздавить… От ужаса я теряю голову, мне не хватает воздуха. И вот когда я уже совсем задыхаюсь, он мною овладевает.