Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

– Не только наследник, но и сама Екатерина Лексеевна корону обретет.

Разумовский с удивлением воззрился на старика. Решение о крещении немецкой принцессы и то, что последнюю будут звать именно Екатерина Алексеевна, было принято уже после предсказания Лешего.

– Значит, Петр Федорович скоро обзаведется наследником. – Алексей Григорьевич довольно потер руки. – Ну и слава богу. Я же тебя хотел спросить о другой даме, о той, что приезжала со мной.

– А вот ваш Петр Федорович никакого наследника иметь не будет, потому как до сих пор до женского полу касательства не имел и после мало проку от него, – потряс косматой башкой Леший. – Петр Федорович, о нем ведь ваша жинка говорила? Вот и портрет его на стене, али опять ошибка вышла?

– Никакой ошибки, но как же так? Как же у Екатерины будет наследник, а у Петра нет? Как же он тогда сделается наследником…

– Говорю же, у Екатерины Алексеевны родятся трое детей, но не от Петра Федоровича. Не годен он до такого важного дела, как царя России подарить. Годы пройдут, а приплода с него, что с сивого мерина.

– Но какой же он тогда наследник, ежели не от… – Разумовский осекся.

– Да уж какой есть, – хмыкнул Леший. – Но только я девицу лично видел и знаю, в ней спасение державы, в ней одной!

– От любовника, стало быть, зачнет… – Алексей Григорьевич сокрушенно помотал головой. Одна мысль, что после такого его предсказания нетерпеливая Елизавета Петровна, пожалуй, удалит Фредерику, жгла огнем. А ведь именно эту девочку теперь нипочем нельзя было удалять от трона, ибо в ней «спасение державы». Решение пока не докладывать Елизавете об услышанном далось непросто.

– Срок придет, сами подберете достойного кандидата. Чтобы здоров был и красив, молод, ну и не мне вас учить…

– Ты бы мне на зеркале, что ли, погадал? – Разумовский чувствовал себя потерянным.

– Зеркало в избе осталось, дурак я, что ли, с мебелью от Шувалова драпать, да я тебе, мил человек, и так скажу, ибо Родину свою люблю и завсегда за нее стоять буду.

– Скажи, колдун, а будут ли у нас с Елизаветой дети?

– Дочь [81] Княжна Тараканова (именовала себя княгиней Елизаветой Владимирской (между 1745 и 1753 – 4 (15) декабря 1775, Санкт-Петербург, Российская империя) – неизвестная, выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского. В 1774 году заявила о своих притязаниях на российский престол. Похищена по приказу Екатерины II в Ливорно Алексеем Орловым и привезена в Петербург. Официально считается умершей в Петропавловской крепости, но есть и другая версия, согласно которой княжна жила дальше под именем монахини Досифеи. одна, ну да судьба ее незавидна. Ибо брак ваш святая церковь нипочем не признает. – Леший гладил уже полностью вылезшего из узла кота, нежно почесывая того за ухом. – Она же, ваша кровиночка, возжелает у богом данной Екатерины Лексеевны престол отнять, за что и поплатится.

– Казнит?! – испугался Разумовский.

– Не посмеет. Хотя народу будет объявлено, будто такая-то и такая преставилась своей смертью от простуды в крепости. Что же до твоей дочери, то не беспокойся, Ваше Сиятельство.

– Я не граф! – отпрянул Разумовский.

– Через пару месяцев станешь. – Леший отмахнулся с таким видом, будто бы указ о произведении Разумовского в графское достоинство уже лежал перед ними подписанный, – дочь твоя после выходу из крепости проживет еще двадцать пять лет в московском Ивановском монастыре под именем Досифея.

– До-си-фея… – произнес по слогам Разумовский, покатал имя на языке и остался доволен его вкусом. – А как ее будут звать на самом деле?

– Много имен и много дорог, – старик вдруг сник, точно внезапно потерял всякий интерес к разговору. – Устал я, барин. Измотался совсем. Может, в другой раз как-нибудь?..

ЯВИВШИСЬ НА СЛУЖБУ засветло, Шешковский застал Ушакова в пыточной. Вольготно развалившийся в покойном старом кресле, Андрей Иванович с таким видом попивал чай с медом, словно не уходил из крепости вовсе, наблюдая, как уставшие после первичной обработки Синявского экзекуторы, ввиду срочности дела, должно быть, ночью работали, обольют его колодезной водицей и заново подвесят за связанные за спиной руки. Вопреки правилу лишь лиц дворянского сословия во время допроса с пристрастием не оголять, дабы не было ущемления гордости, на разночинце Синявском была рубаха, в которой его привезли. Правда, после того, как Антон вкусил батогов, из белой она частично превратилась в красную. Ну да кто же виноват, что, отлично зная, что его ждет, бывший следственных дел мастер вдруг позволит палачу себя уговаривать? Вроде бы опытный человек, бывалый, знал, что милостивца Ушакова на кривой козе не объедешь, мог бы без лишних мучений ответить на заданные вопросы. Так что сам виноват, знал, на что шел.

Степан пристроился на табурете подле кресла начальника, не ведая, для чего его пригласили. Собственно, изначально надежду питал, что добрейший Андрей Иванович кликнул его по старой памяти протокол вести, все ведь в канцелярии знают, как шустро он за арестантом записывает и, главное, как верно, комар носу не подточит. Но за отдельными конторками уже трудились два писаря. Неужели экзекуторам помогать?! Антоху пытать?! Шешковский украдкой покосился на Ушакова, м-да… с него станется. Не человек – вурдалак презлющий. В Преображенском приказе вот уж сколько лет легенда ходит, отчего у Шувалова щека дергается. Пришел-то он на службу нормальным, а вот теперь смотреть тошно. Все через него, через Ушакова, заметил, что новый ученик во время экзекуций отворачивается, и заставил смотреть и каждое движение тщательно протоколировать, а потом и самого поставил людям пальцы ломать. Клин клином, так сказать. Вот с того дня Шувалов и задергал лицом. Думали, недельку-другую понедужит, да и поправится, – какое там.

– Очухался, любезный?! – Ушаков отхлебнул чая, насмешливо глядя на подследственного. – Говорить будем или… у меня ведь, друг любезный, если что, время есть, и я вполне могу провести его с тобой, занимаясь любимым делом. – Он подмигнул Степану, так что того холодом пробило, а на лбу выступили крупные капли пота.

– А что говорить-то? Я уже сообщил, что ни в чем не виноват. Я расследовал дело об исчезновении фрейлины, обо всем докладывался. Ваше Сиятельство, Андрей Иванович, вы же меня сколько лет уже знаете. Что же до Софьи Шакловитой, так это же когда было? Лет-лет и памяти нет.

– А вот тебе сейчас Кузьма памяти-то прибавит! Говори, сучий потрох, где твоя полюбовница Шакловитая? Куда дели золотой пояс Айдархан? Думаешь, я не знаю, что ты сообщил Софье Егоровне, как Шкурин с Чоглоковой нашли жемчуга, что она пришила на бурятское платье? На момент обнаружения она ведь уже была в столице? Я правильно понял? А когда вы сообразили, что жемчуга вам не достать, решили заполучить драгоценный пояс Айдархан. Говори, мерзавец! Чоглокова сама послала к тебе Айдархан, а ты вместо того, чтобы запереть девочку, как тебе было велено, похитил ее и убил! Рассказывай все как есть.