Эрл Гарднер - Перри Мейсон. Дело о мрачной девушке. Дело о воющей собаке

Мейсон задумчиво посмотрел на молодого человека.

– А что вы сделали с оставшимися деньгами? – спросил адвокат.

– Спрятал там, где их никто не найдет.

Мейсон постучал пальцами по столу:

– Значит, все произошло так, как вы описали?

Глиасон кивнул:

– Я, конечно, постараюсь избежать наказания и не получить срок, если возможно. Если нет, то я все возьму на себя, только бы вывести из-под удара Фрэн.

– Вы брали «бьюик» в ночь убийства? Вы вообще пользовались им? – спросил Мейсон.

– Нет.

Адвокат отодвинул стул.

– А теперь внимательно выслушайте, что я хочу вам сказать. Если вы будете настаивать на версии, которую только что изложили, Фрэнсис Челейн в лучшем случае получит пожизненное заключение, если ее вообще не повесят. Вас определенно ждет смертная казнь.

У Роба Глиасона округлились глаза.

– Что вы имеете в виду?

– Никто не поверит подобному рассказу. Поверят половине: тому, что вы совершили убийство, но в это время вместе с вами находилась не миссис Мейфилд, а Фрэнсис Челейн. Полиция придет к выводу, что вы стараетесь защитить мисс Челейн, втягивая в дело экономку.

Глиасон вскочил на ноги. Его лицо побелело, в глазах был ужас.

– Боже мой! Разве я не могу спасти Фрэнсис, сказав правду?

– Не эту правду, – ответил Мейсон. – Возвращайтесь в камеру и подготовьте для меня копию вашего заявления окружному прокурору. А пока никому ничего не говорите и постарайтесь хорошо подумать.

– Но правда…

– Во-первых, никто вам не поверит, если вы скажете правду, – прервал его адвокат. – А во-вторых, вы не умеете врать.

Мейсон повернулся и вышел из комнаты для свиданий, даже ни разу не оглянувшись. Надзиратель запер за ним дверь.

Фрэнк Эверли вместе с Мейсоном присутствовал на судебном процессе и впервые участвовал в работе по делу об убийстве. Он сидел рядом с известным адвокатом и украдкой бросал взгляды в заполненный зал заседаний, а также на девятерых мужчин и трех женщин-присяжных. Он старался выглядеть невозмутимым и показать, что находится в привычной для него обстановке, но его выдавала нервозность.

Мейсон сидел за столом, отведенным для адвоката защиты, откинувшись на спинку вращающегося стула, вставив большой палец левой руки в пройму жилета и играя правой рукой цепочкой от часов. Его лицо ничего не выражало, казалось спокойным и невозмутимым. Ничто во внешнем облике адвоката не выдавало его крайнего напряжения.

За его спиной находились двое обвиняемых. Фрэнсис Челейн в облегающем фигуру черном костюме с красной и белой отделкой высоко держала голову и смотрела на окружающих спокойным, слегка вызывающим взглядом. Роберт Глиасон явно нервничал, как нервничает атлет, который борется за свою жизнь при обстоятельствах, требующих не физической, а умственной активности. Он старался подавить бурлившие в нем эмоции. Его голова периодически поворачивалась из стороны в сторону, когда он бросал взгляд на различных участников драмы, так близко коснувшейся его жизни.

Зал суда был переполнен до предела. В воздухе чувствовалось напряжение.

Со стороны обвинения выступал Клод Драмм, но прошел слух, что должен появиться и сам окружной прокурор после того, как выберут присяжных и представят предварительные доказательства.

При выборе присяжных Драмм бо́льшую часть времени провел на ногах. Это был высокий, хорошо одетый мужчина, очень независимый, несколько агрессивный, но старающийся не показывать свою силу. Он всегда действовал с уверенностью профессионала, прекрасно чувствовал себя в избранной роли и твердо двигался к поставленной цели, в достижении которой был практически уверен.

Судья Маркхэм, с суровым и достойным видом восседавший на судейском месте, внимательно наблюдал за происходящим. Перри Мейсон за время работы адвокатом успел приобрести соответствующую репутацию, потому что любое дело, за которое он брался, заканчивалось в его пользу. Судья Маркхэм собирался вести слушание беспристрастно и точно следовал закону и порядку: никаких ошибок в ведении протокола, никаких возможностей для драматической манипуляции эмоциями, которые так часто превращали заседания в зале суда в спектакль, если в деле участвовал Перри Мейсон, а потом все газеты пестрели заголовками о блестящей технике адвоката.

– Вы удовлетворены составом присяжных, мистер Драмм? – обратился судья Маркхэм к представителю обвинения.

В это время Клод Драмм опустился на свое место и начал шепотом консультироваться с помощником. Он прервал обсуждение и посмотрел на судью.

– Не мог бы суд предоставить нам небольшую отсрочку для ответа? – спросил он.

– Хорошо, – согласился судья.

Эверли бросил взгляд на Мейсона и заметил в его глазах блеск. Адвокат наклонился к Фрэнку и прошептал:

– Драмм хочет заменить присяжного номер три, но думает, что нас не удовлетворяют номера девять и одиннадцать. Понимаешь, мы имеем право отклонить в два раза больше кандидатур присяжных, чем он, и сейчас Драмм, наверное, обсуждает со своим помощником, отказаться ли ему от первой предоставленной возможности произвести изменения в составе присяжных и подождать до того момента, пока не появится удовлетворяющий нас состав, или нет.

– Что он сделает, как вы думаете? – спросил Эверли.

– Посмотрим.

В зале суда воцарилось молчание. Драмм поднялся и поклонился суду:

– Мы отказываемся от возможности произвести замену в составе присяжных.

Судья Маркхэм посмотрел сверху вниз на Мейсона и объявил:

– Возможность произвести замену в составе присяжных предоставляется защите.

Мейсон бросил беглый взгляд в сторону присяжных, словно этот вопрос только что привлек его внимание к проблеме, и громким голосом ответил:

– Ваша честь, состав присяжных полностью удовлетворяет защиту. Мы не будем производить никаких изменений.

Действия Мейсона удивили Клода Драмма. Он не рассчитывал на такой поворот событий. Он резко вдохнул воздух и уже машинально был готов выступить с протестом, однако понял, что это бесполезно.

Голос судьи Маркхэма прозвучал на весь заполненный зрителями зал:

– Я прошу господ присяжных встать и принять присягу.

Затем Клод Драмм выступил с очень краткой вступительной речью:

– Дамы и господа, члены суда присяжных, мы намереваемся доказать, что ровно в одиннадцать часов вечера тридцать две минуты двадцать третьего октября текущего года Эдвард Нортон встретил свою смерть: он был убит ударом по голове, нанесенным тростью, которую держал в руке обвиняемый Роберт Глиасон. Во время совершения преступления рядом с Робертом Глиасоном находилась его активная сообщница Фрэнсис Челейн, также обвиняемая по этому делу. В момент смерти при Эдварде Нортоне имелась большая сумма денег тысячедолларовыми купюрами.