Роберт Гулик - Лаковая ширма

Вы сочинили великолепную историю. Со временем ее, вероятно, стали бы пересказывать с восхищением и сочувствием в литературных кругах по всей Империи. Еще бы, тут и наследственное безумие, и наваждение в виде старинной лаковой ширмы, и страстная любовь с первого взгляда! Я сам верил каждому вашему слову и был тронут до слез. Если бы все прошло согласно вашему плану, то вы убили бы жену якобы в припадке безумия, бросились к префекту, и он, естественно, полностью снял бы с вас обвинение в убийстве. Тогда вы ушли бы на пенсию и остаток жизни посвятили приумножению своей поэтической славы. Женщины вас не интересуют вовсе, так что вы не стали бы подыскивать новую жену и до конца своих дней продолжали бы с успехом играть роль преданного и безутешного супруга. Не сомневаюсь, что ваш план расправы с молодым художником был не менее оригинален, но юноша умер прежде, чем вы сумели осуществить свой замысел. Вы злорадствовали по поводу горя Серебряного Лотоса. Я слышал, что в последнее время, когда ваша жена выглядела больной и подавленной, вы пребывали в прекрасном расположении духа.

Да, вашу жену убил Гунь Шань. Она не успела понять, что происходит, и отошла с миром. Вы вошли в ее гардеробную как раз в тот момент, когда Гунь Шань выдул под дверь весь сонный порошок из своей трубки. Вы потеряли сознание, а когда пришли в себя, то решили, что убили ее сами. Но вас расстроило не это. Вы запаниковали, потому что испугались, что настолько увлеклись своим планом, что и вправду свихнулись, что драгоценный ум великого поэта повредился! Вас это настолько вывело из равновесия, что при моем неожиданном появлении вы не догадались сразу же пустить в ход свою сказочку про ширму. Вы в смятении преподнесли слуге явную ложь о том, что жена якобы отправилась навестить сестру, и постарались спровадить меня как можно быстрее.

После судебного заседания вы несколько успокоились и сообразили, что для вас мое прибытие — просто дар Небес. В моем лице вы получили одновременно и свидетеля, который мог подтвердить легенду о лаковой ширме, и сочувствующего коллегу, который поддержит вас перед префектом и чей рассказ придаст вашей версии произошедшего еще большую убедительность. Вы тут же посылаете за мной, чтобы я выслушал ваше душераздирающее признание.

Меня не могут отыскать, и это снова выводит вас из равновесия и заставляет опять усомниться в собственной вменяемости и продуманности действий. А тут еще слуги, недоумевающие по поводу запертой спальни. Присутствие в доме трупа не дает вам покоя, и вы совершаете очередную глупость — уносите тело на болото, даже не потрудившись осмотреть его.

Поздно вечером, когда я, наконец, прихожу к вам, вы артистически излагаете мне свою историю, и к вам возвращается уверенность. И тут вас постигает разочарование: я указываю на кое-какие нестыковки и намекаю на то, что, возможно, Серебряный Лотос убита вовсе не вами, а это вас категорически не устраивает. Тут вам приходит в голову мысль, что я смогу исправить вашу ошибку, придумав что-нибудь по поводу того, почему тело оказалось на болоте. Вы соглашаетесь отложить нашу поездку в префектуру и позволяете мне сосредоточиться на поисках убийцы, будучи уверены при этом, что такового я не найду.

Вроде бы все для вас обернулось наилучшим образом.

Правда, сладостного чувства мести вас лишили, зато вы сделались героем трагедии. Еще бы, ваша горячо любимая жена зверски убита! Не сомневаюсь, что отныне ваша поэтическая слава будет расти и крепнуть день ото дня. Красивая легенда о роковой лаковой ширме приказала долго жить, однако ореол безутешного супруга — это тоже неплохо. Ваши стихи станут менее блестящими, но все припишут это перенесенному вами горю и станут превозносить ваш талант пуще прежнего. Не удивлюсь, Дэн, если вас провозгласят ведущим поэтом эпохи.

Судья Ди на короткое время умолк, а затем устало добавил:

— Это все, что я хотел вам сказать. Разумеется, свое открытие я сохраню в глубокой тайне. Только не надейтесь на то, чтобы я когда-нибудь прочел хоть строчку из того, что вы сочините.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь легким шорохом листьев бамбука за окном. Наконец раздался голос Дэна:

— Вы глубоко заблуждаетесь насчет меня, Ди. Неправда, что я не любил свою жену. Она была мне очень дорога. Счастье мое омрачало лишь одно — отсутствие потомства. Ее измена разбила мне сердце и чуть не свела с ума. Именно глубочайшее отчаяние натолкнуло меня на мысль о роковом влиянии лаковой ширмы. Вы же сами только что признали, что, хотя я имел полное право убить жену, это сделал не я, а Гунь Шань, и дело закрыто. Так на каком основании вы позволяете себе говорить со мной таким грубым и высокомерным тоном? Пусть я выдумал все про лаковую ширму — ну и что с того?

Вам следовало бы проявить сочувствие к обманутому человеку, а вместо этого вы стали беспощадно разоблачать - мои промахи и насмехаться над моими слабостями. Вы меня глубоко разочаровали, Ди, ведь мне о вас говорили, как о добром и справедливом человеке. Так где же она, эта ваша пресловутая доброта? Разве это благородно — унижать и очернять меня лишь затем, чтобы продемонстрировать собственную проницательность?! Мало того, что вы меня опорочили, — со своими дикими выводами вы еще посмели вмешаться в мою частную жизнь, — и все это без каких-либо конкретных доказательств!

Судья Ди резко обернулся. Устремив на хозяина пронзительный взгляд и отчеканивая каждое слово, он ледяным тоном произнес:

— Я никогда никого не обвиняю без доказательств. Первое посещение вами дома у Западных ворот вполне оправдано — вы желали убедиться в измене жены. Если бы вы ворвались и убили их на месте или сделали с ними еще что-либо, я бы это понял — в состоянии аффекта человек себя не помнит, — но вы не сделали ничего. Вы вернулись домой и заявились во второй раз, чтобы подсматривать. Одного этого факта вполне довольно. Других конкретных доказательств мне не нужно. Вы — гнусный извращенец, Дэн. Прощайте.

Ди церемонно поклонился и вышел.

На площадке перед зданием суда его уже ждал Цзяо Тай с парой лошадей.

— Мы и вправду возвращаемся к себе в Пэн-лай, ваша честь? — спросил он. — Вы пробыли в отпуске всего лишь два дня!

— Мне и их хватило с избытком! — проворчал судья.

Они вскочили на лошадей и тронулись в путь. Из города выехали через Южные ворота. Уже на широкой песчаной дороге Ди почувствовал, что в рукаве что-то шелестит. Перехватив поводья одной рукой, другой он достал оттуда небольшой бумажный конверт с единственной оставшейся красной визиткой, на которой стояло: «Шень Мо, торговый агент». Ди разорвал ее на мелкие клочки. Он посмотрел на красные бумажные кусочки на ладони и бросил их на дорогу. Некоторое время они летели за копытами его коня и затем вместе с пылью тихо легли на землю.