Буало-Нарсежак - Очертя сердце

— Это ты?

Она ждала его во тьме коридора; он видел только белое пятне ее платья, но знал, что она протягивает к нему руки. Лепра стиснул ее в объятьях. Ему хотелось пасть перед ней на колени, словно в мольбе. Ева повлекла его к лестнице, прижавшись к нему, приноравливаясь к его шагу. Она шумно дышала, охваченная желанием. Окно было настежь распахнуто в лиловую ночь. Свет фар веером скользнул по их лицам. Они разжали объятия, укрылись друг от друга, чтобы сбросить одежду, как попало расшвыривая снятое платье. Он ощупью снова нашел Еву, успел подумать с грустью: «Вот оно, счастье», потом окунулся в забытье.

— О чем ты думаешь? — спросила она много позже, когда он отдыхал с открытыми глазами.

— Ни о чем, — шепнул он. — Еще есть время…

Он лгал. Его взгляд провожал синюю машину, мчащуюся в сторону Парижа. Еще две ночи. А потом опять придется хитрить. Он вздохнул, погладил Еву по бедру.

— Еще есть время подумать!

Ева нашла руку Лепра.

— Жан… тебе грустно?

Она зажгла ночник и, как бывало часто после их близости, оперлась на локоть, чтобы взглянуть на Жана.

— Дурачок!

Она гладила его лоб легкой как перышко рукой, а он не шевелился, избавленный от мук, раскрепощенный этим слишком искушенным прикосновением.

— Я люблю тебя! — сказала она.

— Надолго ли?!

Они говорили приглушенно, выдерживая большие паузы. Главным в их любви было не столько исступление, которое бросало их друг к другу в объятия. Объятия были всего лишь ритуалом, который погружал их в транс, рушивший все преграды между ними. И тогда им казалось, что они парят в одной и той же стихии, в некой туманности, где формируются мысли, принадлежащие им обоим, но к которым в то же время они как бы непричастны. То, что говорилось в такие мгновения, не могло их обидеть. Они теряли даже ощущение собственного «я». Они становились просто мужчиной и женщиной, слитыми воедино и друг другу противостоящими. И не было для них счастья возвышенней, упоительней и страшней.

— По сути дела, ты куртизанка.

Ева, закрыв глаза, подтвердила его слова:

— Да. Я хотела бы ею быть! Быть рабыней любви…

Он прислушивался к ее шепоту с каким-то мучительным восторгом. Каждое ее слово причиняло боль, оборачивающуюся отрадой.

— Куртизанка… — сказал он. — Да ведь это то же самое, что проститутка.

Ему нравилось следить за тем, как она размышляет. Она смотрела поверх него, куда-то вдаль, очень серьезно, потому что оставалась серьезной даже в игривости.

— Ты никогда этого не поймешь, — сказала она. — Во-первых, куртизанка не берет денег.

Она легла на спину, положила руку любовника себе на грудь, в ложбинку между грудями.

— Выслушай меня. Я хотела быть свободной женщиной, жить так, как мне вздумается. По примеру мужчин.

— Понимаю.

— Мужчины считают естественным иметь любовниц. Так почему женщина не вправе иметь любовников? Вот видишь. Ты не отвечаешь.

— Это разные вещи.

— Вовсе не разные. При одном условии: женщина не должна лгать. Женщина, которая не продается и не лжет, никогда не будет проституткой — понимаешь? Если бы я стала тебя обманывать… даже в мелочах… просто чтобы тебя не огорчить… я не простила бы тебе. И любила бы тебя меньше.

— Почему?

— Потому что считала бы, что твое слабодушие заставляет меня лукавить. Из-за тебя я утратила бы частицу своей отваги. И стала бы потаскушкой, а в тебе увидела бы врага.

— Сколько же в тебе гордыни! Для тебя главное — нравиться самой себе. А мужчину, которого ты любишь, ты хочешь любить вопреки ему. Правда ведь?

В их словах не было ни запальчивости, ни раздражения. Всеми силами они старались проникнуть в тайну любви, что держала их в плену друг у друга. Рука Жана тихонько ласкала грудь Евы, Ева гладила его по плечу. Вздуваемые ночным ветерком занавески натягивали петли, которыми были подхвачены. На берег с нарастающим гулом набегал прибой.

— Нет, не вопреки ему, — сказала Ева. — Ради него… Ради его блага.

— Даже если тебе суждено его потерять.

— Ради того, чтобы его потерять.

— А взамен ты требуешь от него покорности. Твой муж не был покорным, и ты от него отдалилась.

— Он никогда во мне не нуждался.

— А я — я в тебе нуждаюсь?

— Да.

— А если ты ошиблась? Если я не нуждаюсь в тебе? Оба почувствовали, что восхитительное умиротворение, омывавшее их своей благодатью, вот-вот покинет их, и умолкли. Почему вокруг их радости всегда настороже бродит обида?

— Ты нуждаешься во мне, чтобы страдать, — сказала Ева. — А в один прекрасный день ты меня разлюбишь. Ты станешь мужчиной. Хозяином себе самому. И осуществишь свое творческое предназначение в одиночестве, как все истинные самцы-мужчины.

— Но я не хочу страдать, — сказал он.

И тоже задумался, не решаясь высказать свой самый затаенный упрек.

— Я не хочу, чтобы ты относилась ко мне как к ребенку, — немного погодя сказал он. — Твоя опытность мучает меня. Она сводит меня к нулю. Уничтожает меня. Я перестаю быть Жаном Лепра. Я становлюсь неким мужчиной, которого ты обнимаешь. И потом, твое одиночество, твое творческое одиночество, думаешь, я могу с ним смириться?

Она придвинулась к нему, обволокла его своим телом — единственной реальностью, в которую он в эту минуту верил. Любовь вела их к искренности, искренность — к любви. Наступивший день, разлучив их, даст горькие ответы на вопросы, которые они задают себе ночью в любовном смятении. Щека к щеке лежали они в теплом гнезде, свитом их сплетенными телами.

— Давай жить вместе, — предложил Лепра. — Оставь своего мужа.

— Ты слишком молод, Жанно.

— Что тебя удерживает при нем? Деньги?.. Но ты ведь богата. Слава? Ты сама знаменита. Любовь? Ты его ненавидишь. Что же тогда?.. Я молод, но ведь и ты не старуха.

— Если я уйду от него, получится, будто я всю вину беру на себя. А на это я ни за что не соглашусь.

— Видишь, тобой руководит гордыня.

— Не будь у меня гордости, я стала бы его рабой.

— Но теперь речь обо мне… о нас.

— Нет, поверь мне, это невозможно. Во-первых, он способен на все.

— Так уж и на все! — сказал Лепра. — Ты преувеличиваешь. Ему известно о нашей связи, но не похоже, чтобы это его очень волновало.

— Ты его не знаешь. Он страдает… Да, у меня были увлечения. Ты тогда еще не вошел в мою жизнь, Жанно. Так что тебя это не может задеть… А он с этими интрижками мирился. Он знал, что он сильнее и я снова вернусь к нему. Но на сей раз он понял, что это всерьез. И он страдает… А он бывает злым.

— Злым! — воскликнул Лепра.

— Да, на свой лад, на свой всегдашний коварный лад. Ты принимаешь его за добродушного толстяка! Так вот на самом деле он совсем другой — беспокойный, подозрительный. Его тянет интриговать. Чтобы добиться своего, он месяцами строит козни. Мы с тобой из породы нетерпеливых. Особенно ты. А он — он умеет ждать. В этом его сила.