Агата Кристи - Убийства по алфавиту [litres]

– Я же уже все один раз рассказал, нет? – прорычал мистер Ридделл. – Да и какое это имеет ко мне отношение? Все уже рассказал проклятой полиции, все полностью. А теперь еще должен все еще раз повторить паре каких-то проклятых иностранцев…

Пуаро бросил в мою сторону быстрый восхищенный взгляд, а потом сказал:

– По правде говоря, я вас очень понимаю, но что поделаешь? Ведь речь идет об убийстве, ни больше ни меньше, так? В таких вопросах надо быть очень, очень осторожным.

– Лучше скажи джентльмену все, чего ему нужно, Берт, – нервно вставила женщина.

– А ты заткни свой проклятый рот, – прорычал гигант.

– Как я полагаю, вы явились в полицию не по собственной воле? – аккуратно задал свой вопрос Пуаро.

– Это с какой это стати? Мое-то какое дело?

– Все зависит от точки зрения, – равнодушно заявил Пуаро. – Произошло убийство, и полиция хочет знать, кто был в магазине в то время. С моей точки зрения, было бы… как это сказать… было бы более естественным, если б вы явились сами.

– Мне надо было закончить свою работу. Я же не говорю, что не пришел бы позже.

– Но получилось так, что полиции сообщили ваше имя, как имя человека, который заходил в магазин миссис Ашер, и она сама к вам явилась. Полицейские были удовлетворены вашими показаниями?

– А почему нет? – свирепо потребовал ответа Берт Ридделл.

В ответ мой друг только пожал плечами.

– Вы это на что намекаете, мистер? Ничего ни у кого против меня нет! Все знают, кто укокошил старуху. Этот ее ё… муж.

– Но его в тот вечер там не было, а вы были.

– Вы чё, хотите это на меня повесить? Ничего у вас не выйдет. Да и какой был смысл мне это делать? Что, думаете, что я хотел стащить жестянку ее чертового табака? Или думаете, что я маньяк-убийца, как вы таких называете в газетах?

Он угрожающе поднялся из-за стола. Его жена невнятно произнесла:

– Берт, Берт, не говори такие вещи. Берт, они подумают…

– Успокойтесь, месье, – сказал Пуаро. – Я хочу только услышать ваш собственный рассказ о происшедшем. То, что вы отказываетесь рассказать мне все, кажется мне слегка странным, мягко говоря.

– Кто сказал, что я от чего-то отказываюсь? – Мистер Ридделл опустился назад в кресло. – Спрашивайте.

– Вы вошли в магазин в шесть часов вечера?

– Точно. Или на пару минут позже. Хотел купить пачку сигарет. Я распахнул дверь…

– Значит, она была закрыта?

– Точно. Я даже было подумал, что магазин закрыт. Но нет. Я вошел внутрь, но там никого не было. Я постучал по прилавку и немного подождал. Никто не появился, и я ушел. Вот и всё. Хотите верьте, хотите нет.

– И вы не видели тело, лежавшее за прилавком?

– Нет. Да и вы тоже не увидели бы, разве что специально бы искали.

– Там лежал железнодорожный справочник?

– Точно. Вверх обложкой. Мне еще пришло в голову, что старая леди куда-то в спешке уехала на поезде и забыла закрыть магазин.

– А вы не брали справочник в руки, не передвигали его по прилавку?

– И не думал дотрагиваться до этой ё… книги. Я сделал только то, что сказал.

– И вы не видели, чтобы кто-нибудь выходил из магазина, прежде чем вошли туда?

– Ничего я такого не видел. Не понимаю, чего вы ко мне привязались.

Пуаро встал.

– Пока к вам никто еще не привязывался. Bon soir [27] Доброго вечера (фр.) . , месье.

Челюсть у мистера Ридделла отвалилась, и я вышел вслед за своим другом.

На улице Пуаро посмотрел на часы.

– Если мы с вами поторопимся, то сможем успеть на поезд в 19.02. Давайте-ка пошевелимся.

– Итак? – с нетерпением произнес я.

Мы сидели в вагоне первого класса, который был совершенно пуст. Экспресс Андовер – Лондон только что отошел от платформы в Андовере.

– Преступление, – сказал Пуаро, – было совершено рыжеволосым мужчиной среднего роста, со слегка косящим левым глазом. Он хромает на правую ногу, и у него большая родинка, чуть пониже плеча.

– Пуаро?! – воскликнул я.

На какую-то секунду я полностью поверил в сказанное, и только хитрый блеск в глазах моего друга сказал мне, что это была шутка с его стороны.

– Пуаро! – опять воскликнул я, на этот раз с некоторым осуждением.

– Mon ami , да что с вами происходит? Вы смотрите на меня глазами верной собаки и ждете от меня заявлений в стиле Шерлока Холмса! Если по правде, то я не имею ни малейшего понятия ни как выглядит убийца, ни где он живет, ни как до него добраться.

– Если бы он только оставил хоть какие-нибудь следы, – тихо произнес я.

– Ну конечно, следы. Именно улики привлекают вас больше всего. К сожалению, он не курил сигареты, поэтому не оставил пепла, на который потом наступил ботинком, сношенным в очень необычной манере. Нет, такого подарка он нам не сделал. Но, мой друг, на худой конец у вас есть железнодорожный справочник. Алфавитный указатель – вот ваш след!

– Так что, вы считаете, что он оставил его не случайно?

– Конечно, нет. Он оставил его специально. Об этом говорят отпечатки пальцев.

– Но их же на нем не было.

– Именно это я и имею в виду. Каким был вчерашний вечер? Теплым, как и полагается в июне. Разве в такие вечера люди разгуливают в перчатках? Ведь это обязательно привлечет чье-то внимание. Поэтому, так как на справочнике нет никаких отпечатков, их, скорее всего, тщательно стерли. Невиновный оставляет отпечатки пальцев, преступник – никогда. Значит, убийца оставил справочник с какой-то целью, и несмотря на то, что отпечатки отсутствуют, это все-таки след. Кто-то купил этот справочник, кто-то его принес – поэтому это дает нам некоторую надежду.

– Вы полагаете, что таким образом мы сможем что-то узнать?

– Честно говоря, Гастингс, я не очень на это рассчитываю. Этот человек, этот неизвестный нам Х, по-видимому, очень высокого мнения о своих способностях. Маловероятно, что он оставит нам след, по которому мы сможем его легко разыскать.

– То есть справочник по большому счету бесполезен.

– Я ожидаю от него не той пользы, о которой вы думаете.

– А какой же?

Помолчав, Пуаро медленно произнес:

– Я могу только ответить, что польза от него есть. Мы с вами столкнулись с никому не известной личностью. Эта личность прячется в темноте и хочет там и остаться. Но из-за самой природы происходящего он вынужден раскрывать нам какие-то свои тайны. С одной стороны, мы ничего о нем не знаем, но, с другой стороны, мы уже знаем достаточно много. Я вижу, как его фигура медленно проявляется: это человек, который хорошо печатает на машинке, покупает дорогую бумагу и которому необходимо выразить себя. Я вижу, что, будучи ребенком, он, по-видимому, не получал достаточно внимания и заботы. Я вижу, как он рос с чувством неполноценности, смешанным с ощущением несправедливости… Я, наконец, вижу его внутреннюю потребность оказаться в фокусе внимания общества, которая постоянно усиливается. Я вижу, как обстоятельства его жизни давят на него, еще больше унижая его. Поэтому в душе у него настоящая пороховая бочка.