Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 33. Двойник дочери

Мьюриель тогда удивленно посмотрела на него и решила выяснить, что он имел в виду, однако отец попытался уйти от темы и отвечал уклончиво. Он хотел донести до нее только одно: чтобы она ни в коем случае не обращалась в полицию. Дочь это четко уяснила.

У Мьюриель в голове промелькнула сумасшедшая мысль о возможном самоубийстве отца, она представила тело, висящее на веревке, прикрепленной к балке у потолка, и бросилась наверх.

Как и все подобные места, огромный чердак в доме Джилманов был заполнен старыми коробками, чемоданами, развалившимися стульями, сломанной мебелью. Чувствовался запах некрашеного дерева. Поднимаясь на чердак старого дома, человек всегда ощущает особую атмосферу спокойствия и уединенности. На нижних этажах бурлит жизнь, темп которой постоянно увеличивается с развитием цивилизации, однако на чердаке, отделенном от остальной части дома и заполненном предметами давно ушедших дней, все тихо, никто никуда не торопится, пытаясь шагать в ногу с современностью. Время здесь, похоже, останавливается.

Атмосфера чердака успокоила Мьюриель. Она заглянула во все уголки, чтобы удостовериться, что там никого нет. Спускаясь по лестнице, она уже не рисовала в уме жуткие картины.

Внизу лестницы ее ждала сводная сестра, Гламис Барлоу, кипевшая от негодования.

Гламис предпочитала спать в чуть ли не абсолютно прозрачных одеждах, облегающих фигуру. Волосы цвета меда обрамляли горящие гневом голубые глаза.

— Что ты там бродишь среди ночи? — проворчала Гламис.

— Прости, Гламис, — извинилась Мьюриель. — Я… я искала…

— Что? — потребовала ответа Гламис, когда Мьюриель замолчала.

— Мне требовалось туда подняться. Я старалась двигаться тихо.

— Мне показалось, что там бесится табун лошадей, — сказала Гламис. — Ты ходила прямо над моей комнатой.

— Извини.

Внезапно Гламис рассмеялась.

— Прости, Мьюриель. Я ужасно ворчлива, если просыпаюсь так рано утром. Кофе готов?

Мьюриель кивнула.

— Я не чувствую себя человеком, пока не выпью кофе. Сейчас спущусь и налью себе чашечку, а потом пойду дальше спать. Ты закончила свои дела на чердаке?

— Да, — кивнула Мьюриель. — Не беспокойся, Гламис. Если хочешь, я принесу тебе чашку сюда. Черный?

— Да.

— Прости, что я тебя разбудила, — еще раз извинилась Мьюриель. — Я готовила завтрак папе.

— На чердаке? — рассмеялась Гламис.

Мьюриель похлопала ее по плечу.

— Возвращайся в постель, Гламис. Я сейчас принесу кофе. Я не хотела будить тебя.

— Да все в порядке. Однако у нас ночует Хартли Эллиотт, а ему нужно выспаться.

— Правда? — воскликнула Мьюриель.

— Да. Он в розовой комнате. Мы вернулись уже утром, да еще посидели немного на крыльце. Когда Хартли стал заводить машину, оказалось, что он забыл выключить зажигание, и сел аккумулятор. Так что я предложила ему остаться у нас ночевать.

— А твоя мать знает? — поинтересовалась Мьюриель.

— Конечно нет, она спала. Ты что, предполагала, что я разбужу мать, чтобы сообщить ей, что я пригласила кого-то у нас переночевать? Мне двадцать лет, а если тебя беспокоят вопросы приличия… — Внезапно Гламис замолчала и в уголках ее рта появилась улыбка. — Я просто свинья по утрам, не так ли? — усмехнулась она.

Мьюриель снова похлопала ее по плечу.

— Я принесу тебе кофе, Гламис. Иди в кровать, а то замерзнешь, ты ведь практически голая.

— Да? — переспросила Гламис, проводя руками по прозрачной одежде.

Она расхохоталась, а потом, бесшумно ступая босыми ногами, пошла по покрытому ковром коридору.

Мьюриель спустилась на первый этаж, уверенная, что по какой-то причине ее отец мгновенно сорвался к себе в контору, не успев попрощаться. Возможно, вспомнил что-то, что забыл сделать. Не исключено, что на утро была назначена встреча, о которой он совершенно забыл.

Мьюриель пребывала в отличном расположении духа, наливая Гламис кофе из электрокофеварки. Она положила на тарелку кусок прожаренного хлеба. Гламис очень внимательно следила за фигурой и хотела иметь ее именно таких объемов, чтобы быть наиболее обольстительной. Вечером она иногда допускала пару лишних калорий, однако ее завтрак всегда состоял только из черного кофе и тонкого, сухого гренка.

Гламис сидела в кровати, поджав ноги.

— О, Мьюри! — воскликнула она. — Ты вспомнила даже о гренке!

Она с благодарностью посмотрела на сводную сестру.

— Проголодалась? — поинтересовалась Мьюриель.

— Ужасно, — призналась Гламис. — Я всегда просыпаюсь с волчьим аппетитом. Если бы я только позволила себе расслабиться, я бы, кажется, целую гору съела. — Она потянулась, затушила сигарету в пепельнице, протянула руку за кофе, подняла глаза на Мьюриель и заметила: — Не представляю, как тебе это удается.

— Что удается? — не поняла Мьюриель.

— Ты все делаешь, словно хорошо смазанная машина. Ты всегда спокойна, у тебя все получается, из тебя ключом бьет энергия. Я не в состоянии ногой пошевелить, пока не выпью кофе, а потом мне еще требуется где-то с полчаса, чтобы прийти в себя.

Гламис отломила кусочек хлеба, положила в рот и запила кофе.

Внезапно она отодвинула тарелку и чашку от кровати, улыбнулась Мьюриель и опустила голову на подушку.

— Спасибо, дорогая, — поблагодарила она. — Я еще пару часиков поваляюсь.

Мьюриель, тихо закрыв за собой дверь, вышла из комнаты и вернулась в столовую. Сегодня у повара был выходной, а горничная обычно приходила позднее, чтобы вымыть посуду и убрать дом.

Мьюриель снова почувствовала себя неуютно, взглянув на обеденный стол, яичницу с колбасой на тарелке и на газету на полу. То, что отец ушел не попрощавшись, было ему не свойственно, потому что он всегда проявлял внимание к людям, даже в мелочах, и он точно знал, что Мьюриель находится в кухне…

И тут она заметила его портфель.

Отец ни при каких условиях не отправился бы к себе в контору без портфеля. Девушке было точно известно, что в нем лежат бумаги, над которыми отец трудился вчера вечером и сегодня первым делом собирался что-то по ним диктовать своей секретарше. За завтраком он даже на минутку вынимал картонную папку, в которой они хранились, чтобы уточнить какой-то вопрос, и сделал для себя пометку.

Мьюриель пересекла комнату, взяла портфель в руки и открыла.

Договора находились в папке.

Мьюриель вынула их, пролистала, а затем обратила внимание на несколько слов, написанных почерком отца на картонной папке:

«В случае возникновения каких-либо проблем следует немедленно связаться с Перри Мейсоном, адвокатом. Никому больше не звонить».

Под посланием, написанным чернилами, стояли инициалы отца Мьюриель. Последняя буква оказалась слегка смазанной, словно папку быстро закрыли и убрали назад в портфель, не дав чернилам высохнуть. Там также был указан телефон, предположительно, адвокатской конторы Перри Мейсона.