Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 25. Дело о небрежной нимфе

— Минутку, — попросил адвокат. — Я бы хотел задать вам еще пару вопросов.

— Я вас слушаю.

— Как вы узнали о письме в бутылке?

— Откровенно говоря, все, что я знаю, я знаю от моего племянника, Джорджа С. Олдера. Одно время он начал было откровенничать со мной, но потом передумал. И я успел узнать, Что такое письмо существует. Мне хотелось, конечно, знать об этом побольше. Я даже спрашивал Дороти, не слышала ли она чего-нибудь об этом. Но она тогда ничего не знала. Я надеялся, что мой вопрос побудит ее разузнать Какие-то подробности, если она поговорит с Питом Кадицем. А ваш второй вопрос, мистер Мейсон?

— Почему вы так боитесь Джорджа?

— Нет, я не боюсь его.

— Но вы. так напираете на то, что надо держаться от него подальше и мне, и…

— А, это!..

— Да, это.

— Вйдите ли, мистер Мейсон… лично я его не боюсь. Когда он злится, с ним случаются припадки неукротимой ярости. Когда Коррин исчезла, якобы в приступе мании покончив с собой, боюсь, что это было вызвано отчасти их яростным расхождением во взглядах на многие вещи. Он полетел в Южную Америку, чтобы получить ее подпись на некоторых документах. Я так понимаю, что она сначала отказалась их подписать, а потом и вовсе не захотела с ним встречаться. Ну, остальное вам уже известно… Откровенно говоря, думаю, что он так и не простил бедную большую девочку за то, что она не уступила его требованиям. Однако на второй ваш вопрос я ответил, пожалуй, даже слишком подробно. А сейчас мне пора идти. Немедленно.

Он поклонился Делле Стрит, пожал руку Мейсону, повернулся к выходу и спросил:

— Я могу выйти здесь?

Мейсон кивнул.

— Не говорите никому, что я был здесь, — попросил Дорлей Олдер. — Никому не говорите.

Большими шагами он подошел к двери, отворил ее и вышел не оглянувшись, с достоинством и присущим ему властным и уверенным видом.

Несколько секунд Мейсон и его секретарь молчали.

— Ну? — вопрошающе посмотрела на шефа Делла.

— Позвони Дороти Феннер, — попросил Мейсон. — И скажи ей: я настаиваю на том, чтобы она дёржа-лась подальше от Джорджа Олдера. И не только от него: я настаиваю, чтобы в настоящее время ее не мог повидать и Дорлей Олдер. Ни при каких обстоятельствах.

Делла Стрит подняла брови.

— Все, что захотел бы сказать ей Дорлей Олдер, должно быть передано через меня, — пояснил Мейсон. — Заметила ли ты, Делла, — этот человек подчеркнул в разговоре с нами то, что все акции капитала Олдеров находятся под опекой.

— И что? — недоумевала она.

— А то, что предположительно десять процентов акций находятся в руках Кармен Монтеррей, и как раз эти акции не под опекой.

Делла Стрит на минутку задумалась.

— А эти десять процентов могут иметь существенное значение?

— Они могут иметь дьявольски существенное значение, Делла.

— Значит, получается, шеф, что мы в результате не приобрели союзника.

— Это в скором времени обнаружится, — сказал Мейсон.

— А как, быстро наступит это время?

— Чертовски быстро! — с усмешкой сказал он. — Не успеем оглянуться!

Стук в дверь квартиры Дороти Феннер был тихим, но настойчивым, и все-таки было что-то извиняющееся в непрерывном, негромком «тук-тук-тук-тук».

Дороти Феннер подошла к двери, распахнула ее и раздраженно сказала:

— Послушайте, вы, газетчики! Хоть бы предварительно звонили по телефону, а не ломились в дверь. Я…

И вдруг она испуганно замолчала.

— Можно войти? — сказал Джордж С. Олдер, переступая порог квартиры.

Дороти безмолвно отступила, держа дверь открытой.

— Газетчики сюда приходили? — спросил он.

Она кивнула.

— Это хорошо! — одобрил он.

— Садитесь, — пригласила она.

— Заприте, пожалуйста, дверь.

Поколебавшись мгновение, она повернулась к выходу и задвинула засов..

Квартира была старомодная, с высокими потолками, обставленная столь же старомодно, но в ней было просторно и светло. Темное дерево панелей и мебели придавало комнатам несколько унылый вид при дневном освещении, зато вечером они выглядели уютней и респектабельней.

— Ну, каковы ваши условия? — приступил Олдер *к делу прямо с порога.

— Что вы имеете в виду? — спросила девушка.

Олдер сел на жесткий стул с прямой спинкой, стоявший около стола. Его поза свидетельствовала о том, что он готов в любую минуту вынуть чековую книжку и авторучку.

— Я свалял дурака! — признался он.

Она встретила его с нескрываемой враждебностью, но постепенно выражение ее лица несколько Смягчилось.

— Откуда вдруг такой взрыв угрызений совести? — недоумевала она.

— Это не совесть, — объяснил он. — Это бизнес.

— О любом бизнесе можете говорить с моим адвокатом Перри Мейсоном.

— Только не глупите!

— Какую же глупость вы усмотрели в этом?

— Он богат, ваш адвокат. И зарабатывает за один день столько, сколько вы не заработаете и за месяц.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Я готов быть корректным и рассудительным. Вся эта газетная шумиха нанесла вам один вред. Вы, вероятно, потеряли и свою работу. Я компенсирую вам понесенные убытки, но не вижу оснований для вас платить Перри Мейсону часть ваших денег.

— Кто же ему заплатит, уже не вы ли?

— Не говорите глупостей! Я не такой дурак. Я охотно возмещу нанесенные мною убытки, но будь я проклят, если поддержу какого-то адвоката хотя бы центом моих денег.

Она двинулась к телефону, но остановилась в задумчивости.

— Вы добываете деньги своим трудом, — говорил он между тем. — И лучше пошевелили бы мозгами, до сих пор, по моим наблюдениям, вы их не очень-то утруждали.

Она вернулась к столу и уселась на ручку большого мягкого кресла напротив него, перекинув ногу на ногу. Эту позу она подсмотрела на фото в киножурнале у одной кинозвезды, у которой репортер брал интервью, и находила ее чрезвычайно эффектной. Дороти Феннер давно отрепетировала ее перед зеркалом, надеясь использовать при удобном случае. В этой позе была определенная развязность, непринужденная беспечность, и в то же время она не отвлекала собеседника от прелестей кинозвезды.

— Давайте кончать с обиняками и выложим наши карты на стол, — предложил Олдер.

Она ничего не сказала, наблюдая за ним с задумчивым видом.

— Если Минерва Дэнби и написала это письмо, — сказал Олдер, — то оно абсолютная ложь. Откровенно говоря, я не верю, что его писала она. Думаю, все это или какая-то мистификация, или просто ловушка, чтобы у кого-то появилось основание для шантажа.

Дороти Феннер не изменила позы.

— Однако, когда та бутылка попала мне в руки и я прочитал это поразительное письмо, — продолжал Олдер, — мне понадобилось какое-то время, чтобы обдумать ситуацию и кое-что выяснить. Я начал с наведения справок относительно той истории в Лос-Мерритос. Она оказалась фальшивкой с начала и до конца. И я хочу, чтобы и вы мне поверили, что в ту ночь я вообще не видел Минерву Дэнби. В сущности, я вообще ничем не могу объяснить появление этого письма.