Дороти Сэйерс - Пять красных селедок. Девять погребальных ударов

– Ты прав, Уилл, – промолвил Джим.

– Наверное, это был не лучший план, но ничего иного я в тот момент придумать не мог. Если честно, чувствовал я себя ужасно. В голове гудело, мысли путались. Полагаю, что у меня уже начинался грипп. Не знаю, как добрался в тот вечер до дома. Как смотрел на Мэри и детей после всего, что выяснил. К счастью, жена знала, что я беспокоюсь из-за коровы, и списала мое состояние на это. Всю ночь я проворочался без сна. Успокаивало лишь одно: начался снегопад, скрывший следы вокруг церкви.

На следующее утро я почувствовал себя еще хуже, однако не переставал думать о Диконе, поэтому выскользнул из дома до рассвета, положив в старую сумку из-под инструментов немного хлеба, сыра и пива. Джим услышал мои шаги и встал, чтобы спросить, в чем дело. Я ответил, что хочу взглянуть на корову, и действительно ходил к сэру Генри, но сначала заглянул в церковь.

Дикон был в порядке. Только продрог. Я оставил ему свое старое пальто: не хотел, чтобы он замерз насмерть, – связал ему ноги и руки в локтях, чтобы мог сходить в туалет, но при этом не сумел бы развязаться. После завтрака я сел в свой старенький автомобиль и направился в Уолбич, чувствуя себя с каждой минутой все хуже. В городе я нашел капитана, готового к отплытию. Он согласился подождать до десяти часов вечера и взять на борт пассажира, не задавая лишних вопросов. За услугу попросил двести пятьдесят фунтов. Я сразу вручил ему пятьдесят фунтов и пообещал отдать остальное, когда привезу Дикона. Затем сел в машину и поехал домой. Что произошло дальше, вы знаете.

– Ну, тут все ясно, – произнес Чарльз Паркер. – Полагаю, не следует говорить, что вы совершили тяжкое уголовное преступление, помогая убийце избежать правосудия. Как полицейский, я ошеломлен, но как человек, искренне сочувствую вам. А теперь вы, – обратился он к Джиму. – Ваша очередь.

– Да, сэр. Уилла привезли из города в ужасном состоянии, и день или два мы думали, что ему конец. Он был не в себе и постоянно твердил, что ему нужно в церковь. Только мы считали, что он беспокоится из-за перезвона. Все это время он себя контролировал и ни словом не обмолвился о Диконе. Но однажды, когда Мэри вышла из комнаты, Уилл схватил меня за руку и забормотал: «Ничего не говори ей, Джим. Просто уведи его оттуда». Я спросил, о ком речь, а он ответил: «Там, на колокольне. Умирает от голода и холода». После этого Уилл сел в кровати и произнес более отчетливо: «Пальто… Дай мне пальто… Нужно забрать оттуда ключи и деньги». Я пообещал, что все сделаю, хотя и решил поначалу, будто он просто бредит. Уилл заснул, а я задумался. Слишком уж странно все это было. Я проверил карманы его пальто и, к своему удивлению, обнаружил ключи священника и целую пачку денег. Я решил проверить, в чем дело, и, прежде чем вернуть ключи священнику, заглянул в церковь. А когда вошел…

– Какой это был день?

– Второе января. Я поднялся на колокольню, в помещение, где висят колокола… И увидел его!

– Полагаю, он был вне себя.

– Вне себя? Мертв и уже остыл.

– Умер от голода?

– Нет. Рядом с ним лежала большая головка сыра, полбуханки хлеба и две бутылки пива – пустая и полная. Холод тут тоже ни при чем. Я видел людей, умерших от переохлаждения. Все они умерли тихо, свернувшись калачиком, и словно бы просто заснули. Этот же человек умер, глядя, как смерть приближается к нему. Он изо всех сил пытался освободиться от пут. Вырывался с такой силой, что они прорезали ткань его куртки и носков. А лицо! Господи, никогда в жизни не видел ничего подобного! Глаза были широко раскрыты. А выражение такое, точно он заглянул в ад. Меня даже затрясло от ужаса.

Я осмотрел труп и заметил валявшееся на полу старое пальто Уилла. Наверное, оно упало, когда Дикон попытался высвободиться. Я никак не мог понять, что это означает, поскольку не узнал покойника. Пошарил по его карманам и нашел два паспорта. Один на имя Тейлора, а на втором было какое-то французское имя. Я не запомнил. Потом взглянул на его руки.

– А! – воскликнул Уимзи. – Кажется, я начинаю понимать!

– Да, милорд. Я ведь знал Дикона. У него на руке был большой шрам. Однажды уронил поднос со стеклянным кувшином и порезался. Я этот шрам хорошо запомнил. Вот тогда-то я и сообразил, кто передо мной. У меня не было никаких сомнений относительно того, что произошло на колокольне. Прости, Уилл, я думал, ты его прикончил. Но, видит Господь, я тебя не осуждал. Мне оставалось лишь надеяться, что это произошло в честном сражении.

– Если бы дело дошло до убийства, Джим, то так и было бы. Я не стал бы убивать беззащитного человека. Да ты и сам это знаешь.

– Да, Уилл. Но в тот момент я не знал, что думать. Нужно было решить, что делать дальше. В углу я нашел несколько старых досок и балок и загородил ими труп, чтобы внезапно поднявшийся на колокольню человек не заметил его. Потом спустился вниз и стал размышлять. В руке я сжимал ключи, понимая, что они могут мне понадобиться. Священник наверняка хватится их, но ничего не заподозрит, ведь он такой забывчивый.

Я ломал голову целый день, а потом вспомнил, что на субботу назначены похороны леди Торп. Тогда-то и решил спрятать труп в ее могиле. Там его вряд ли нашли бы. Правда, в субботу утром я собирался уезжать и подумал, что смогу обеспечить себе алиби. В пятницу мне пришлось понервничать. Джек Годфри сказал, что они будут звонить по усопшей, и я испугался, как бы он не увидел труп, когда поднимется на колокольню, чтобы надеть чехлы на языки колоколов. Но мне повезло. На колокольню он поднялся с наступлением темноты и наверняка не посмотрел в темный угол, где были нагромождены доски.

– Мы знаем, чем вы занимались в субботу. Можете не рассказывать.

– Ох, сэр, ну и натерпелся я страху. Фары у мотоцикла почти не работали, да к тому же дождь лил как из ведра. Однако я добрался до церкви, хотя и позднее, чем предполагалось, и принялся за работу. Разрезал веревки…

– Об этом тоже можете не рассказывать. Все это время на крыше колокольни сидел свидетель.

– Свидетель?

– Да, вам просто повезло, что это был вор с сердцем зайца, иначе вы давно бы уже выплачивали ему деньги в обмен на молчание, – усмехнулся Паркер. – Надо отдать Нобби должное: он выше шантажа. Итак, вы спустили труп вниз…

– Да. Скатить окоченевшее тело по лестнице – та еще задачка. Меня просто трясло от ужаса и омерзения. А эти колокола! Мне казалось, будто они вот-вот заговорят. Мне никогда не нравился их звон. Есть в них нечто такое… Они словно живые. Ребенком я прочитал в каком-то старом журнале историю о том, как колокол выдал имя убийц. Можете надо мной смеяться, но тот рассказ произвел на меня сильное впечатление и врезался в память.

– «Розамунда». Я знаю этот рассказ, – кивнул Уимзи. – Колокол произнес: «Помогите Джеан! Помогите Джеан!» Мне он в свое время тоже показался довольно зловещим.