Фрэнсис Дункан - Такое запутанное дело. Когда конец близок

Мордекай Тремейн стоял и смотрел на отца Кристины Нил. Вмешиваться в ссору не имело смысла: разбираться с оскорбленным в лучших чувствах противником предстояло самому Адриану Картхэллоу.

Полковник Нил вызывал жалость. Не составляло труда понять мотив, побудивший почтенного пожилого человека ворваться в дом художника, выставившего на посмешище его дочь, каким бы наивным и глупым ни выглядел поступок.

Картхэллоу немного подумал и произнес:

– Разумеется, вы понимаете, полковник, что подобным поведением навлекаете на себя судебное преследование. Но я не испытываю желания зарабатывать на вас капитал. Если немедленно уйдете, то готов отказаться от иска.

Полковник Нил молчал. Лицо в полной мере сохранило выражение ненависти, но сейчас он смотрел на врага так, словно сообразил, что попал в унизительную ситуацию, а попытка продолжить наступление закончится позорной дракой. Наконец Нил повернулся, посмотрел на Хелен и с подчеркнутой вежливостью сказал:

– Приношу свои извинения, миссис Картхэллоу.

Ответа не последовало, и в напряженной тишине полковник бесславно покинул гостиную. Молчание длилось несколько секунд – до того момента, как Адриан Картхэллоу приблизился к жене и, словно ничего не случилось, улыбнулся.

– Почему бы тебе не поиграть для нас, дорогая? – предложил он.

Хелен без возражений села за фортепиано. Если не считать легкого румянца, инцидент не произвел на нее впечатления. Длинные тонкие пальцы коснулись клавиш. Светлую грусть Моцарта, ностальгическую печаль Шопена сменила эльфийская меланхолия Грига.

Мордекай Тремейн с наслаждением погрузился в музыку и ощутил острое раздражение, когда нарастающий гул голосов заставил Хелен остановиться. Захотелось встать и открыто осудить дурные манеры гостей, но он понимал, что хозяйка не обиделась, удовлетворившись тем, что исполнила желание мужа и разрядила неловкость, возникшую после устроенной полковником безобразной сцены.

Однако приятная атмосфера вечера уже не восстановилась. Несмотря на попытки Картхэллоу сгладить впечатление, стычка оказалась слишком интригующей и послужила щедрым источником обсуждения для небольших групп, на которые постепенно распалось богемное общество.

Мордекай Тремейн решил найти наиболее безопасную тему для разговора.

– Интересно, что заставляет людей покупать картины? – начал он. – Например, недавно в Лондон приехал американский миллионер Уоррен Белмонт. Что им движет: чистая любовь к искусству или сомнительное понятие, что богатство обязывает иметь в доме картины признанных мастеров?

Но Адриан Картхэллоу не захотел развивать многообещающую тему.

– Белмонт? Не знаю такого.

Он отошел, оставив гостя переживать ощущение очевидного промаха.

Жалость к полковнику Нилу, поступившему, как любящий отец, соседствовала с мыслью о дипломатическом даре Картхэллу: хозяин дома удачно выкрутился из весьма затруднительного положения. Удар был нешуточным, и художник имел полное право ответить тем же. Заметная полнота не скрывала того очевидного факта, что он значительно превосходил пожилого полковника в силе и мог без труда сбить того с ног.

Картхэллоу проявил великодушие, чем моментально обезоружил недоброжелателей, осуждавших портрет Кристины Нил и утверждавших, будто автор искал лишь легкой славы. Ответь он на нападение полковника, и в немедленной известности можно было бы не сомневаться: об этом наверняка позаботились бы газеты. Однако Адриан не воспользовался шансом и позволил инциденту пройти незамеченным.

На следующий день, встретившись с Анитой Лейн, Тремейн поднял тему благородного забвения и был удивлен цинизмом ответа.

– Возможно, – предположила многоопытная особа, – Адриан поступил так, зная, что сплетни все равно распространятся. Решил притвориться, что подставил вторую щеку, и явиться публике в выгодном свете.

Мордекай Тремейн взглянул на нее едва ли не с отчаянием. Неудачи и разочарования в суровом мире так и не смогли убедить его, что человеческой натуре свойственны извилистые черные глубины.

– Не хотите же вы сказать, что Картхэллоу с самого начала собирался передать историю газетам?! – воскликнул он.

– Зачем ему об этом беспокоиться? – усмехнулась Анита. – Многие из вчерашних гостей почтут за счастье увидеть скандал на первых полосах. Адриан Картхэллоу далеко не глуп и прекрасно сознает это.

Мордекай Тремейн попытался убедить себя, что долгий опыт театрального критика сделал Аниту Лейн столь же подозрительной, сколь и циничной, однако задушить крошечного червячка сомнения ему так и не удалось. Действительно ли Картхэллоу просто играл роль? Неужели он постоянно думал о газетах?

Он решил прояснить одно озадачившее обстоятельство.

– Кстати, Анита, вы же сказали, что Картхэллоу не упустит возможности встретиться с Белмонтом. Разве не так?

– В ином случае это будет не настоящий Адриан. Вряд ли они уже знакомы лично, но можно поспорить, что наш приятель отлично осведомлен о целях приезда миллионера и свернет горы, чтобы обратить на себя внимание.

– Неужели?

– Да. Но что за таинственные намеки?

Мордекай Тремейн махнул рукой:

– Ничего особенного. Пустяки, не обращайте внимания.

И все же это не полностью соответствовало истине. Да, он понимал, что ответ Картхэллоу – банальная отговорка. Погруженный в мысли о недавней стычке с полковником, художник не был расположен к доверительной беседе. Скорее всего просто не обратил внимания на вопрос или даже не расслышал его. Мордекай Тремейн сознавал, что возможны десятки объяснений стойкого нежелания обсуждать приезд Белмонта.

Однако данное обстоятельство озадачивало.

Через два дня после вечеринки в доме Адриана Картхэллоу Тремейну позвонил Джонатан Бойс. Хотя встречи с детективом Скотленд-Ярда носили случайный характер – Бойс получил должность старшего инспектора и редко был свободен от служебных обязанностей, – джентльмены поддерживали теплые отношения. Зная всепоглощающий интерес приятеля к явлениям криминального мира, Бойс нередко рассказывал о делах, над которыми работал.

Они отлично понимали друг друга. Между коренастым, суровым, немногословным сотрудником уголовной полиции и с виду мягким, скромным пенсионером, когда-то торговавшим табаком, возникло взаимное доверие. Под надежным руководством Бойса Тремейн открыл для себя странные, потаенные уголки преступного мира. Его знания накапливались быстро, а вместе с ними возрастал и аппетит. Те из случайных знакомых, кто видел в благодушном разговорчивом джентльмене лишь немолодого романтика, немало удивились бы, узнав, как много кровавых историй хранит его память.