Агата Кристи - Второй удар гонга. Врата судьбы

— Нет-нет, не опасный, а полезный… для того, кому грозит опасность. Вы поняли меня?

Лола хихикнула, показав белые ровные зубки.

— Нет-нет, — засмеялась она. — Вы опасный.

Эркюль Пуаро вздохнул:

— Вижу, вы ничего не поняли. Все это очень странно.

Тони вдруг очнулся от своих печальных размышлений и сказал:

— Как насчет того, чтобы немножко размяться, Лола? Пошли?

— Пошли. Да. Месье Пуаро не очень храбрец.

Тони взял ее под руку и, двинувшись к танцевальной площадке, на ходу бросил через плечо Пуаро:

— А вы тут пока поразмышляйте о природе преступности, старик.

— Очень полезный совет. Вот именно, очень полезный, — сказал в ответ Пуаро.

Несколько минут он посидел в задумчивости, потом поднял палец. К нему немедленно подошел Луиджи, и по его итальянскому широкому лицу от улыбки разбежались морщинки.

— Mon vieux [11] Старина (фр.). , — сказал Пуаро. — Мне нужно кое-что выяснить.

— Всегда к вашим услугам, месье.

— Узнайте, пожалуйста, кто из приглашенных за этим столиком сегодня звонил по телефону.

— Это я и сам могу вам сказать, месье. Молодая леди в белом платье звонила сразу, как только вошла в ресторан. Потом она отправилась в гардеробную, а вторая леди вышла навстречу и тоже пошла в кабинку.

— Значит, сеньора все же звонила! До того, как она вошла в зал и увидела столик?

— Да, месье.

— А кто еще?

— Больше никто, месье.

— Значит, придется мне поломать голову, Луиджи.

— Если, месье, я могу чем-то…

Пуаро сделал знак рукой. Луиджи мгновенно удалился. К столу возвращался Стивен Картер.

— Все нас бросили, мистер Картер, — сказал Пуаро.

— О… Да, конечно, — отозвался тот.

— Вы хорошо знакомы с мистером Бартоном Расселом?

— Да, мы довольно долго…

— Его свояченица, мисс Везерби, просто очаровательна.

— Да, прелестная девушка.

— Вы и с ней хорошо знакомы?

— Вполне.

— Н-да, вполне, вполне, — повторил за ним Пуаро.

Картер поднял недоуменный взгляд.

Музыка смолкла, и все вернулись к столу.

Бартон Рассел подозвал официанта:

— Еще бутылку шампанского, и побыстрее.

Потом поднял бокал.

— Послушайте все. Я хочу сказать тост. Честно говоря, я все думал о сегодняшнем вечере. Как вам известно, я заказал стол на шестерых. Нас же за ним было пятеро. Один стул оставался пустой. Потом, по очень странному совпадению, здесь оказался месье Эркюль Пуаро, и я пригласил его составить нам компанию.

Вы и представить себе не можете, до какой степени это странное совпадение. Пустовавшее место я оставил для леди — той самой леди, в память которой я и устроил обед. И устроил я его, леди и джентльмены, в память моей жены Ирис, умершей именно в этот день четыре года назад!

Все, кто сидел за столом, невольно вздрогнули от неожиданности. Бартон Рассел невозмутимо поднял бокал.

— Прошу всех вас выпить в память об Ирис.

— Ирис? — быстро переспросил Пуаро.

И посмотрел на цветы. Бартон Рассел, перехватив его взгляд, спокойно кивнул.

— Ирис… Ирис… — зашептались гости.

Всем стало не по себе.

Бартон Рассел заговорил снова, медленно и тяжело, по-американски монотонно растягивая слова:

— Вам, должно быть, кажется странным, что день смерти жены я решил отметить обедом в модном ресторане. Но у меня на то есть причина… Да, вот именно, есть причина. И коли уж здесь присутствует месье Пуаро, то я хочу объяснить, в чем дело.

Он повернулся лицом к Пуаро.

— Четыре года назад, месье Пуаро, я устроил такой же обед, только не здесь, а в Нью-Йорке. На нем были мы с женой, был мистер Стивен Картер, служивший в то время в посольстве в Вашингтоне, был мистер Энтони Чепелл, приехавший к нам погостить на несколько недель, и сеньора Вальдес, успевшая очаровать тогда своим танцем весь Нью-Йорк. Но главным украшением вечера была малышка Паулина, — он похлопал свояченицу по плечу, — хотя тогда ей едва стукнуло шестнадцать. Помнишь, Паулина?

— Да… Помню, — голос Паулины слегка дрогнул.

— В тот вечер, месье Пуаро, произошла трагедия. Дело было так: раздалась барабанная дробь, началось выступление варьете. Погас свет, и остался лишь один освещенный круг посреди танцевальной площадки. А когда свет снова зажегся, моя жена лежала, уткнувшись в стол лицом. Она умерла, месье Пуаро, умерла. Потом в ее бокале нашли цианистый калий, а в сумочке пакетик с остатками яда.

— Она покончила с собой? — спросил Пуаро.

— Именно к такому заключению пришла полиция… И я не оправился от удара до сих пор, месье Пуаро. Конечно, у нее могли быть причины… Так решила полиция. И я согласился.

Неожиданно он ударил по столу.

— Но не поверил… Нет, четыре года я вспоминал, думал над тем, что произошло, и не поверил! Ирис не могла покончить с собой. Ее убили, месье Пуаро, убил кто-то из тех, кто находится здесь. Я знаю.

— Послушайте, сэр…

Тони Чепелл хотел было вскочить.

— Успокойся, Тони, — сказал Рассел. — Я еще не закончил. Ее убил кто-то из вас, теперь я уверен. Кто-то, воспользовавшись темнотой, подбросил ей в сумку пакет с остатками цианистого калия. Мне кажется, я знаю, кто это. И намерен сегодня вывести на чистую воду…

Речь Рассела перебил звонкий голос Лолы:

— Вы сумасшедший, вы псих, кому бы в голову пришло поднять на нее руку? Вы сошли с ума. Я не хочу тут сидеть…

Конец фразы заглушила барабанная дробь.

— Варьете, — сказал Бартон Рассел. — Посмотрим и потом продолжим. Оставайтесь на месте все! Мне нужно успеть к танцовщицам. Мы для вас кое-что приготовили.

Он поднялся и вышел из-за стола.

— Потрясающе, — произнес Картер. — Бартон сошел с ума.

— Псих, — сказала Лола.

Медленно погас свет.

— С меня хватит, я ухожу, — сказал Тони.

— Нет, останься! — резко вскинулась Паулина. И тихо пробормотала: — О господи… о, господи…

— В чем дело, мадемуазель? — так же тихо спросил Пуаро.

Паулина ответила едва не шепотом:

— Все это ужасно! Точь-в-точь как в тот вечер…

— Ш-ш-ш! — зашикали на них из-за соседних столиков.

Пуаро еще больше понизил голос.

— Позвольте сказать вам кое-что на ухо, — шепнул он, осторожно коснувшись рукой плеча девушки. — Все будет хорошо.

— Господи, вы только послушайте! — воскликнула Лола.

— В чем дело, сеньора?

— Это та же самая песня ! Та, которую играли в тот раз в Нью-Йорке. Бартон Рассел помнит все мелочи. Мне это не нравится.

— Наберитесь мужества…

На них снова зашикали.

На середину площадки вышла девушка с черным как уголь лицом, на котором сверкали белки больших круглых глаз и белоснежные зубы. Низким, чуть хрипловатым голосом, трогавшим за душу, она запела: