Эрик Эмблер - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

— Давайте, мистер Латимер, будем хоть чуточку искреннее, пожалуйста. Поверьте, я не имел против вас ничего дурного. Я даже не стремился побеседовать с вами. Но раз уж вы застали меня здесь и мы теперь не имеем возможности разговаривать — я осмелюсь это сказать — с позиции бескорыстной дружбы, то давайте говорить хотя бы искренне. Он слегка наклонился вперед. — Почему вас так интересует Димитриос?

— Димитриос?

— Да, дорогой мистер Латимер, Димитриос. Вы ведь прибыли сюда из Малой Азии. Димитриос — тоже. В Афинах вы с немалым усердием занялись исследованием архивов комиссии по беженцам. В Софии вы тоже наняли агента, чтобы ознакомиться с архивом полиции. Зачем? Подождите, пока не отвечайте. Я, между прочим, ничего против вас не злоумышляю. Да будет это вам раз и навсегда известно. Но так уж получилось, что Димитриос интересует и меня. Поэтому скажите мне откровенно, мистер Латимер, какова ваша позиция? Или, если позволите, я скажу иначе: какую игру вы ведете?

Латимер на какое-то мгновение задумался. Ему очень хотелось дать быстрый ответ, но ничего не получалось, и он несколько смутился. Для него Димитриос стал уже своего рода собственностью, такой же академической задачей, как, скажем, проблема авторства какого-нибудь стихотворения XVI века. И вот, пожалуйста, является этот одиозный мистер Питерс со своей улыбочкой, со своими затасканными фразами о Всемогущем, со своим люгером, и получается, что он, Латимер, занимается контрабандой. Впрочем, тут нет ничего удивительного — Димитриоса могли знать многие. Странно, но ему казалось, что они умерли вместе с ним. Безусловно, нет ничего глупее…

— Ну так как же, мистер Латимер? — Толстяк все так же вымученно-сладко улыбался, но в его сипловатом голосе Латимер заметил садистские нотки: он теперь напоминал мальчишку, отрывавшего пойманной мухе одну за другой ноги и крылья.

— Мне кажется, — медленно начал Латимер, — прежде чем я отвечу на ваши вопросы, вам следует ответить на мои. Другими словами, мистер Питерс, если вы расскажете мне, какую игру ведете вы, я расскажу о своей. Я не собираюсь ничего скрывать, единственно, к чему я стремлюсь, это удовлетворить свое любопытство. И не надо так страшно размахивать пистолетом. В конце концов пистолет не такой уж сильный аргумент. Кстати, ваш пистолет большого калибра и будет много шума, если, не дай Бог, он выстрелит. Кроме того, какая вам польза, если вы меня убьете? И поскольку на вас никто не собирается нападать, я бы на вашем месте давно убрал пистолет в карман.

Мистер Питерс продолжал излучать свою радостно-горестную улыбку.

— Вы изложили свою точку зрения с удивительной краткостью и изумительным красноречием, мистер Латимер. И все-таки мне пока не хочется убирать пистолет.

— Как вам будет угодно. Вас не затруднит объяснить мне, что вы искали в переплетах книг и в зубной пасте?

— Ответ на свой вопрос, мистер Латимер. И вот что я нашел.

Он достал из кармана листок бумаги. Это была таблица, которую Латимер составил в Смирне. Кажется, она лежала в одной из книг.

— Что поделаешь, мистер Латимер! Если что-то прячут между страницами, то, быть может, есть кое-что интересное и под переплетом.

— Я не собирался ничего прятать.

Мистер Питерс не обратил на это внимания. Держа в левой руке листок, он очень походил на школьного учителя, который отдавал ученику его работу. Тряхнув головой, он спросил:

— И это все, что вам известно о Димитриосе, мистер Латимер?

— Нет.

— Ах вот что! — Он с каким-то печальным недоумением стал рассматривать латимеровский галстук, — Интересно, кто такой этот полковник Хаки? Кажется, он неплохо информирован, но почему он так неосторожен? Фамилия у него турецкая. И бедняга Димитриос покинул вас в Стамбуле, не так ли? Вы ведь тоже прибыли из Стамбула, верно?

Совершенно непроизвольно Латимер кивнул и тотчас же набросился на себя за эту глупость. Улыбка на лице мистера Питерса засияла еще ярче.

— Благодарю вас, мистер Латимер. Мне начинает казаться, что вы готовы помочь мне. Давайте разберемся. Итак, вы были в Стамбуле, где одновременно оказались и Димитриос, и полковник Хаки. Здесь есть еще заметка о паспорте на имя Талата. Опять какая-то турецкая фамилия. Потом упоминается Адрианополь и написано «попытка покушения». Ну да, я понял: так вы перевели французское слово «la tentative». Вы ничего не хотите мне сказать? Ну хорошо, хорошо, пусть будет по-вашему. У меня создалось впечатление, что вы, по-видимому, читали какое-то досье. Ну что, разве я не прав?

Латимеру было неприятно, что он попал в такое дурацкое положение. Подумав, он сказал:

— Мне кажется, так вы недалеко уйдете. На каждый ваш вопрос у меня есть свой вопрос. Например, я вам буду очень признателен, если вы мне скажете, встречались ли вы с Димитриосом.

Мистер Питерс молча поглядел на него.

— Думаю, вы не очень-то уверены в себе, мистер Латимер, — медленно проговорил он, — Очевидно, я бы мог рассказать вам гораздо больше, чем вы мне. — Он сунул пистолет в карман пальто и встал. — Мне пора уходить.

Латимер не ожидал, что это произойдет так скоро, однако, стараясь быть равнодушным, сказал:

— Спокойной ночи.

Толстяк подошел к двери и вдруг остановился.

— Стамбул. Смирна, 1922 год. Афины, тот же год. София, 1923 год. Адрианополь. Нет, ведь он приехал из Турции… — Он обернулся и посмотрел на Латимера. — А что, если… — Он замолчал, потом, подумав, продолжил. — Быть может, это и глупая мысль, но, мне кажется, вы собираетесь посетить Белград в самое ближайшее время. Ведь я угадал, мистер Латимер?

Как ни старался Латимер скрыть свое удивление проницательностью мистера Питерса, ему это не удалось, что и подтвердило расплывшееся в торжествующей улыбке лицо мистера Питерса.

— Белград вам понравится, — сказал мистер Питерс самодовольно, — это чудесный город. А какие с окрестных гор открываются виды! Как бы мне хотелось поехать вместе с вами! А какие там девушки, круглолицые красавицы, какие у них фигурки! Вы человек еще молодой, и вам будет легко с ними договориться. Ну а меня эти вещи уже не интересуют. Я стал уже стар, и мне остались одни только воспоминания. Но я не осуждаю молодых. Ни в коем случае. Каждому молодость дается только раз. Всемогущий несомненно хотел, чтобы мы почувствовали себя счастливыми. Ведь жизнь должна продолжаться, не так ли?

Латимер стащил с кресла пододеяльник и сел. Он был очень зол, и, быть может, поэтому его мозг начал лучше работать.

— Мистер Питерс, в Смирне мне удалось ознакомиться с материалами пятнадцатилетней давности. Я обнаружил, что за три месяца до этого те же самые материалы интересовали кого-то еще. У вас нет желания сообщить мне, что этим неизвестным были вы?