Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Вот история «Масгрейвского обряда», Ватсон. Корона и до сих пор в Херлстоне, хотя владельцам пришлось иметь дело с судом и уплатить значительную сумму денег для того, чтобы оставить ее у себя. Я уверен, что, если вы упомянете мое имя, они покажут вам эту корону. Об исчезнувшей девушке никто ничего не слышал. Вероятно, она бежала из Англии и унесла воспоминания о своем преступлении в далекие края.

Прошло немало времени, прежде чем здоровье моего друга, мистера Шерлока Холмса, вполне поправилось после его напряженной деятельности весной 1887 года. Вопрос о Нидерландско-Суматранской компании и колоссальных планах барона Мопертюи еще слишком жив в памяти публики и слишком тесно связан с политическими и финансовыми вопросами для того, чтобы касаться его в этих очерках. Однако следствием его, косвенным образом, было появление странной и сложной задачи, разрешение которой дало моему другу возможность ввести новое оружие в число употреблявшихся им во время его продолжительной борьбы с преступлениями.

В моих заметках упоминается, что четырнадцатого апреля я получил телеграмму из Лиона, извещавшую меня, что Холмс лежит больной в гостинице «Дюлон». Спустя сутки я уже стоял у его постели и с облегчением убедился, что симптомы его болезни не представляли ничего опасного. Однако и его железное здоровье не выдержало напряженного состояния, в котором он находился во время следствия, продолжавшегося два месяца. За этот период он работал не менее пятнадцати часов в сутки, а иногда, как он признался мне, и по пять суток без отдыха. Блистательный исход дела не мог предотвратить реакции, последовавшей за крайним напряжением сил, и в то время, когда имя его гремело по всей Европе, а комната, в которой он лежал, была положительно завалена поздравительными телеграммами, я нашел его в упадочном настроении. Даже сознание, что он добился успеха в деле, с которым не могла справиться полиция трех государств, и перехитрил самого искусного мошенника Европы, не могло вывести его из состояния нервного истощения.

Через три дня мы вместе вернулись на Бейкер-стрит, но ясно было, что моему другу нужна перемена места, да и мне мысль провести недельку-другую в деревне казалась очень привлекательной. Мой старинный приятель полковник Хэйтер, которого я лечил в былое время в Афганистане, жил теперь близ Рейгэта в Суррее и не раз приглашал меня погостить у него. В последний раз он писал, что был бы рад, если бы мой друг приехал со мной. Пришлось пустить в ход разные дипломатические уловки, но когда Холмс узнал, что мой приятель – холостяк, и что гостям его предоставляется полная свобода, он согласился принять предложение. Через неделю после нашего возвращения из Лиона мы уже сидели под гостеприимной кровлей полковника. Хэйтер был славный старый солдат, много видавший на своем веку, и, как я и ожидал, у них с Холмсом нашлось много общего.

Вечером в день нашего приезда мы все сидели в кабинете, стены которого украшены были оружием. Холмс лежал на диване, а Хэйтер и я рассматривали коллекцию оружия.

– Кстати, – вдруг сказал полковник, – возьму-ка я к себе наверх один из этих пистолетов на случай тревоги.

– Тревоги?! – удивился я.

– Да, недавно тут у нас был переполох. В прошлый понедельник напали на дом одного из наших местных помещиков, старого Эктона. Кража невелика, но воров еще не удалось поймать.

– А следов никаких? – спросил Холмс, взглянув на полковника.

– Никаких. Но дело это пустячное, одно из мелких преступлений, обычных в нашей местности, слишком ничтожных для того, чтобы заинтересовать вас, мистер Холмс, после знаменитого международного дела.

Холмс сделал знак рукой, как бы отмахиваясь от комплимента, но по улыбке было видно, что он доволен.

– Были в деле какие-нибудь интересные подробности?

– Кажется, нет. Воры обшарили библиотеку, но ничего ценного не нашли. Все там перевернуто вверх дном, шкафы открыты и обшарены, а исчезли только один разрозненный том Гомера в переводе Поупа, два позолоченных подсвечника, пресс-папье из слоновой кости, маленький дубовый термометр и моток веревки.

– Что за странный подбор вещей! – заметил я.

– О, молодцы, очевидно, схватили, что им попалось под руку.

Холмс проворчал что-то себе под нос.

– Местная полиция должна бы заняться этим, – сказал он. – Ведь очевидно, что…

Но я погрозил ему.

– Вы здесь для отдыха, мой милый. Ради Бога, не выдумывайте себе новой работы, когда у вас нервы так издерганы.

Холмс с видом комической покорности взглянул на полковника, и разговор перешел на менее опасные темы.

Однако судьба решила, чтобы вся моя профессиональная осторожность пропала даром, потому что на следующее утро дело явилось перед нами в таком виде, что его нельзя было игнорировать, и наше посещение деревни приняло совершенно неожиданный оборот. Мы сидели за завтраком, когда в столовую вдруг вбежал дворецкий с совершенно растерянным видом.

– Вы слышали новость, сэр? – задыхаясь, проговорил он. – Слышали, что случилось у Каннингемов, сэр?

– Воровство?! – воскликнул полковник, не донеся до рта чашку с кофе.

– Убийство!

Полковник свистнул.

Почти все англичане викторианской эпохи собирали какую-нибудь коллекцию: насекомых, растений, минералов… Для просмотра своих сокровищ они употребляли лупу. Холмс же стал использовать лупу и рулетку в работе сыщика в полевых условиях. Говорят, что лишь после появления рассказов Конан Дойла полицейские тоже стали использовать лупу при своих расследованиях. С ее помощью обнаруживали следы на месте преступления.

Одну из первых луп (выпуклое увеличительное стекло) создал и описал в 1250 году преподаватель Оксфордского университета монах францисканского ордена Роджер Бэкон. Несколькими веками позже появился более совершенный увеличительный прибор – микроскоп. Им тоже пользовался Холмс, но не в следственной практике, а при проведении в своей квартире химических опытов.

В «Этюде в багровых тонах» Холмс встречает Ватсона фразой: «Вот он, вот он, единственный во всем мире реактив, который осаждает гемоглобин! Я нашел его!»

Химики второй половины XIX века увлекались серологией – наукой о свойствах сыворотки крови. Но лишь в начале XX века ученые научились отличать кровь человека от крови животного, исследуя их под микроскопом. Управления полиции разных стран стали обзаводиться собственными химическими лабораториями.