Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Какая цель этих расспросов? – резко спросила она.

– Цель их – избежать публичного скандала. Лучше вам ответить на них здесь, чем допустить, чтобы дело получило огласку.

Она молчала и сильно побледнела. Наконец, подняла голову и сказала смело и вызывающе:

– Хорошо, я буду отвечать. В чем заключаются ваши вопросы?

– Переписывались вы с сэром Чарльзом?

– Я, конечно, раза два писала ему, чтобы выразить свою признательность за его деликатность и щедрость.

– Помните вы числа, в которые писали эти письма?

– Нет.

– Встречались вы когда-нибудь с ним?

– Раза два, когда он приезжал в Кумб-Трасей. Он был очень скромен и предпочитал делать добро втайне.

– Но если вы виделись с ним так редко и писали ему так редко, то как же мог он настолько быть ознакомленным с вашими делами, чтобы приходить вам на помощь, как вы это рассказываете?

Она с готовностью ответила:

– Несколько человек знали мою грустную историю, и они соединились для того, чтобы помочь мне. Один из них – мистер Стэплтон, сосед и друг сэра Чарльза. Он чрезвычайно добр, и через него сэр Чарльз узнал о моих делах…

Я знал, что сэр Чарльз Баскервиль избирал в нескольких случаях Стэплтона для роли раздавателя его милостыни, а потому слова Лауры Ляйонс показались мне правдивыми.

– Не писали ли вы когда-нибудь сэру Чарльзу, назначая ему свидание? – продолжал я.

Миссис Ляйонс покраснела от гнева.

– Поистине, сэр, это крайне странный вопрос!

– Мне очень жаль, сударыня, но я должен его повторить.

– Ну, так я отвечаю: конечно, нет.

– И даже не писали в самый день смерти сэра Чарльза?

Румянец сбежал с ее лица, и его покрыла смертельная бледность. Ее засохшие губы не могли произнести того «нет», которое я скорее видел, чем слышал.

– Несомненно, память изменяет вам, – сказал я. – Я могу даже цитировать одно место вашего письма: «Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас, как джентльмена, сожгите это письмо и будьте у калитки в десять часов».

Я думал, что она упадет в обморок, но она сделала над собой страшное усилие и прошептала:

– Неужели на свете не существует ни одного джентльмена?

– Вы несправедливы к сэру Чарльзу. Он сжег письмо. Но иногда можно прочесть письмо, когда оно и сожжено. Теперь вы признаете, что написали его?

– Да, я написала его! – воскликнула она, облегчая свою душу потоком слов. – Я написала его. Зачем я стала бы отрицать это? Мне нет причины стыдиться этого. Мне хотелось, чтобы он мне помог. Я верила, что если бы мне удалось повидаться с ним, то я получила бы от него помощь, а потому и просила его прийти.

– Но почему в такой час?

– Потому что я только что узнала о его намерении уехать на другой день в Лондон на несколько месяцев. Были причины, по которым я не могла пойти туда раньше.

– Но зачем же было назначать свидание в саду вместо того, чтобы идти к нему в дом?

– Неужели вы думаете, что женщина может в такой час идти одна к холостому мужчине?

– Ну, так что же случилось, когда вы пришли туда?

– Я не пошла туда.

– Миссис Ляйонс!

– Нет, клянусь вам всем, что есть для меня святого, я туда не ходила. Случилось нечто такое, что помешало мне пойти.

– Что это было?

– Это частное дело. Я не могу сказать.

– Так вы признаете, что назначили свидание сэру Чарльзу в тот самый час и на том самом месте, где поразила его смерть, но отрицаете, что пошли на это свидание?

– Это истина.

Я снова закидал ее вопросами, но больше ничего не мог добиться.

– Миссис Ляйонс, – сказал я, вставая после этой длинной и ни к чему не приведшей беседы, – вы берете на себя очень большую ответственность и ставите себя в очень фальшивое положение, не желая высказать на чистоту все, что вам известно. Если мне придется прибегнуть к помощи полиции, то вы увидите, насколько вы серьезно скомпрометированы. Если вы невиновны, то почему же первоначально отрицали, что писали в этот день сэру Чарльзу?

– Потому что боялась, что из этого будет выведено какое-нибудь превратное заключение, и что я окажусь впутанной в скандал.

– A почему вы так настаивали, чтобы сэр Чарльз уничтожил ваше письмо?

– Если вы читали письмо, то знаете почему.

– Я не сказал, что читал все письмо.

– Вы цитировали часть его.

– Я цитировал постскриптум. Письмо, как я вам сказал, было сожжено, и его нельзя было прочесть. Я вторично спрашиваю вас, почему вы так настаивали, чтобы сэр Чарльз уничтожил это письмо, полученное им в день его смерти?

– Это очень интимное дело.

– Тем более причин для того, чтобы избежать публичной огласки.

– Ну, так я вам скажу. Если вы слышали хоть что-нибудь из моей несчастной истории, то знаете, что я опрометчиво вышла замуж и имела причины в том раскаиваться.

– Да, это я слышал.

– Жизнь моя была одним сплошным преследованием со стороны мужа, которого я ненавижу. Закон на его стороне, и каждый день я могу опасаться, что он силой заставит меня жить вместе с собою. В то время, когда я писала сэру Чарльзу, я узнала, что есть для меня возможность приобрести свободу, если будут сделаны некоторые расходы. Это значило для меня все: мир душевный, счастье, самоуважение, решительно все. Мне знакома была щедрость сэра Чарльза, и я подумала, что если сама расскажу ему, в чем дело, он поможет мне.

– Так почему же вы не пошли на свидание?

– Потому что я вдруг получила помощь из другого источника.

– Почему же вы не написали сэру Чарльзу, чтобы объяснить ему все это?

– Я бы это сделала, если бы в следующее утро не узнала из газеты о его смерти.

История была связно рассказана, и все мои вопросы не могли сбить Лауру Ляйонс. Проверить же ее я мог только, если бы узнал, что она действительно затеяла развод с мужем в то время, когда совершилась трагедия.

Невероятно, чтобы она осмелилась сказать, что не была в Баскервиль Холле, если бы она там была, потому что ее должен был доставить туда экипаж, и она не могда вернуться в Кумб-Трасей ранее следующих первых утренних часов. Такая экскурсия не могла быть сохранена в тайне. Следовательно, вероятность была за то, что она говорила правду или часть правды. Я вышел сбитый с толку и смущенный. Снова очутился я у стены, которая точно вырастала на всяком пути, по которому я пытался добраться до цели моей миссии. A между тем, чем более я думал о Лауре Ляйонс и о ее поведении, тем более чувствовал, что от меня что-то было скрыто. Почему она так побледнела? Почему она отрицала свой поступок, пока признание не было силою вырвано у нее? Почему она молчала в то время, когда произошла трагедия? Конечно, объяснения всему этому не могли быть столь же невинными, как она хотела заставить меня думать. Пока я ничего не мог больше сделать в этом направлении и должен был приняться за другой ключ, который приходилось искать между каменными хижинами на болоте.