Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Надеюсь, вы соблюдали все предосторожности, миссис Хадсон? – сказал Холмс.

– Я подползала к нему на коленях, сэр, как вы велели.

– Превосходно. Вы отлично все проделали. А вы заметили, куда попала пуля?

– Да, сэр. Боюсь, она испортила ваш красивый бюст, потому что прошла сквозь голову и расплющилась о стену. Я подобрала ее с ковра. Вот она, сэр.

Холмс протянул ее мне.

– Разрывная револьверная пуля, как видите, Ватсон. Гениально! Кто мог бы вообразить, что выпущена она из духового ружья? Ну, хорошо, миссис Хадсон. Премного обязан вам за помощь. А теперь, Ватсон, разрешите мне вновь увидеть вас в вашем старом кресле, так как есть кое-какие моменты, которые мне бы хотелось обсудить с вами.

Он сбросил потертый сюртук, и теперь был прежним Холмсом в мышиного цвета халате, который снял со своего изображения.

– Нервы старого шикари остались железными, а его глаза зоркими, – сказал он со смехом, рассматривая развороченный лоб своего бюста. – Точно в середину затылка и прямо сквозь мозг. Он был лучшим стрелком в Индии, и сомневаюсь, что в Лондоне найдутся более меткие. Вы слышали о нем прежде?

– Нет.

– Ну-ну, такова слава! Но опять-таки, если память мне не изменяет, вы ничего не слышали и о профессоре Джеймсе Мориарти, обладателе величайшего мозга этого века. Передайте мне с полки индекс биографий.

Он лениво перелистывал страницы, откинувшись в кресле и дымя сигарой.

– Моя коллекция «М» очень недурна, – сказал он. – Одного Мориарти хватило бы, чтобы прибавить блеску любой букве, а здесь еще Морган, отравитель, и Мерридью, омерзительной памяти, и Мэтьюс, который вышиб мой левый клык в зале ожидания вокзала Чаринг-кросс, и наш нынешний вечерний приятель.

Он протянул мне тетрадь, и я прочел:

« Моран Себастьян, полковник. Отставной. Прежде 1-й полк Бангалорских Пионеров. Родился в Лондоне (1840). Сын сэра Огастеса О.Б., прежде британского посла в Персии. Образование: Итон, Оксфорд. Служил в Джовакийской кампании, Афганской, Чарасьябской (курьером по доставке депеш), Шерпурской и Кабульской. Автор «Крупной дичи в Западных Гималаях» (1881), «Трех месяцев в джунглях» (1884). Адрес: Кондуит-стрит. Клубы: «Англо-Индийский», «Танкервиль», карточный клуб «Багатель».

На полях четким почерком Холмса была заметка:

«Второй самый опасный человек в Лондоне».

– Поразительно! – сказал я, возвращая тетрадь. – Это же карьера достойного солдата.

– Совершенно верно, – сказал Холмс. – До определенного момента так и было. Он всегда отличался железными нервами, и в Индии все еще рассказывают, как он полз по трубе за раненым тигром-людоедом. Существуют деревья, Ватсон, которые достигают определенной высоты, а затем внезапно уродливо искривляются. То же самое часто происходит и с людьми. У меня есть теория, что каждый индивид в своем развитии повторяет всю череду своих предков и что подобное внезапное обращение к добру или злу означает какое-то сильное влияние, однажды воздействовавшее на его родословную. Человек, так сказать, становится олицетворением истории собственной семьи.

– Ну, это несколько фантастично.

– Что же, я не настаиваю. Но, какой бы ни была причина, полковник Моран сбился с пути. Хотя обошлось без открытого скандала, но в Индии ему стало слишком жарко. Он вышел в отставку, приехал в Лондон и вновь приобрел дурную репутацию. Именно тогда его и прибрал к рукам профессор Мориарти, при котором он одно время играл роль начальника штаба. Мориарти щедро снабжал его деньгами и прямо использовал лишь для одной-двух работ высшего класса, за которые не взялся бы ни один заурядный преступник. Возможно, вы что-то помните о смерти миссис Стюарт из Лодера в 1887 году. Нет? Ну, я убежден, что руку тут приложил Моран, но ничего доказать было нельзя. До того умело полковник Моран маскировался, что даже когда с шайкой Мориарти было покончено, мы не смогли изобличить его. Вы помните, я тогда навестил вас и закрыл ставни, опасаясь выстрелов из духового ружья? Несомненно, вы сочли меня мнительным. Но я точно знал, что делаю, так как знал о существовании этого редкостного оружия, и еще я знал, что целиться будет один из лучших стрелков в мире. Когда мы были в Швейцарии, он последовал за нами с Мориарти, и, без всякого сомнения, это ему я был обязан пятью страшными минутами над Рейхенбахским водопадом.

Вы, конечно, понимаете, что во время моего пребывания во Франции я внимательно читал газеты, высматривая шанс разделаться с ним. Пока он был на свободе, в Лондоне я влачил бы самую жалкую жизнь. Ночью и днем его тень падала бы на меня, и рано или поздно ему представился бы удобный случай. Что мне оставалось делать? Я не мог застрелить его, едва увидев, так как оказался бы сразу на скамье подсудимых. Обращаться в полицейский суд не имело смысла. Судья не мог бы вмешаться на основании, как ему представилось бы, подозрений, взятых с потолка. Итак, сделать я ничего не мог. Но я следил за сообщениями о любых преступлениях, зная, что рано или поздно я до него доберусь. Затем – смерть Рональда Эйдера. Наконец-то мой шанс! Исходя из того, что я знал, разве можно было сомневаться, что к ней причастен полковник Моран? Он играл в карты с юношей и из клуба последовал за ним до его дома; он выстрелил в него через открытое окно. Никаких сомнений быть не могло. Одних пуль хватило бы, чтобы накинуть ему на шею петлю. Я сразу приехал. Меня увидел дозорный, который, я знал, тут же известит полковника о моем возвращении. Он, конечно, свяжет мой нежданный приезд со своим преступлением и перепугается. Я не сомневался, что он попытается убрать меня со своей дороги немедленно , и для этого прибегнет к своему смертоносному ружью. Я устроил для него отличнейшую мишень перед окном и предупредил полицию, что может потребоваться их вмешательство (кстати, Ватсон, вы с безошибочной точностью определили их присутствие в этом подъезде). Я занял, как мне казалось, удобный пост для наблюдения, не подозревая, что он выберет тот же дом, чтобы атаковать. Ну, а теперь, дорогой Ватсон, надо ли мне объяснить еще что-то?

– Да, – ответил я. – Вы же не упомянули, по какой причине полковнику Морану понадобилось убить высокородного Рональда Эйдера.

– А! Но тут, мой дорогой Ватсон, мы вступаем в сферу предположений, где способен ошибиться и самый логичный ум. Исходя из имеющихся фактов, любой человек может создать собственную гипотезу. И почему бы вашей не оказаться не менее верной, чем моя?

– Так гипотеза у вас есть?

– Полагаю, что объяснить факты несложно. Согласно расследованию, полковник Моран и юный Эйдер незадолго до убийства выиграли, будучи партнерами, значительную сумму. Ну, а Моран, конечно, передергивал – я уже давно знал, что он шулер. По моему мнению, в день убийства Эйдер заметил, что Моран шулерничает. Вероятнее всего, он поговорил с ним с глазу на глаз, пригрозив ему изобличением, если он добровольно не откажется от своего членства в клубе и не обещает никогда больше в карты не играть. Маловероятно, что юнец вроде Эйдера сразу же учинил бы грандиозный и грязный скандал, тут же разоблачив столь известного человека много его старше. Скорее всего, он действовал примерно так, как предполагаю я. Для Морана же исключение из клуба означало полный крах, так как он жил на свои подтасованные выигрыши. А потому он и убил Эйдера, который в ту минуту подсчитывал, сколько денег и кому он должен возвратить, так как не желал получить выгоду от мошенничества своего партнера. А дверь он запер, чтобы мать и сестра не застали бы его врасплох и не пожелали узнать, что означают эти столбики монет и список. Достаточно логично?