Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Измученный невыносимой болью, сильно ослабевший от различного рода лишений и неудобств военной жизни, я был отправлен в поезде для раненых в госпиталь в Пешавэре. Здесь я почувствовал себя значительно лучше и даже вскоре был в состоянии не только прогуливаться по палате, но и выходить на солнышко, на веранду. Но меня постигло новое горе. Я схватил болотную лихорадку, этот бич индийских владений. Несколько месяцев я провел между жизнью и смертью. Наконец я почувствовал себя несколько лучше, и доктора решили отправить меня на родину в Англию. Я взял место на транспортном судне «Оронто» и спустя месяц уже высаживался в Портсмуте. Здоровье мое было навсегда подорвано. Благодаря отеческому отношению ко мне моего правительства я получил девятимесячный отпуск и в течение этого времени мог заняться восстановлением потерянных сил.

Не имея ни пристанища, ни дела, я был свободен как воздух, или, вернее, я был свободен, как тот, кто имеет всего-навсего пять рублей семьдесят пять копеек дохода ежедневно. И конечно, меня потянуло в Лондон, в это обширнейшее вместилище, куда несутся бесчисленные волны людские со всех сторон Англии, куда стремится всякий, не имеющий ни определенного занятия, ни намеченной цели.

На первых порах я нанял себе комнату в маленькой гостинице на Странде и некоторое время жил там, ведя совершенно бездеятельную и однообразную жизнь, стараясь экономить изо всех сил. Вскоре состояние моих финансов начало беспокоить меня. Я встал перед выбором: или уехать куда-нибудь в глухую провинцию и там прозябать и скучать, или совершенно изменить образ жизни. Я выбрал второе и для начала решил перебраться из гостиницы на квартиру.

В тот день, когда я принял такое решение, проходя по улице, я вдруг почувствовал, как чья-то рука легла мне на плечо. Обернувшись, я увидел юного Стэмфорда – моего помощника, когда я еще служил в госпитале в Барте. Для человека, находящегося в оглушительном водовороте Лондона, почитающего себя совершенно беспомощным и одиноким, один вид знакомого лица действует уже ободряюще. Прежде мои отношения к Стэмфорду никогда не были особенно близки, я не мог его назвать своим другом, но теперь я приветствовал его как брата, и он со своей стороны также казался в восхищении от встречи со мною. В порыве радостного чувства я пригласил его позавтракать к Гольборну, и через секунду мы уже усаживались с ним в нанятый мною фиакр [1] Фиакр (франц. fiacre) – наемный городской экипаж на конной тяге, использовавшийся в странах Западной Европы как такси до изобретения автомобиля. .

В то время когда мы катили к ресторану, Стэмфорд всматривался в мое лицо и не мог скрыть изумления.

– Что за чертову жизнь вы вели за последнее время, Ватсон? – спросил он меня наконец. – Вы исхудали, точно Кощей Бессметный, и черны, как галка.

Я передал ему в нескольких словах последние события моей жизни. Как раз в это время экипаж остановился у дверей ресторана.

– Бедный малый! – сочувственно произнес Стэмфорд. – Ну, а теперь вы что делаете?

– В настоящее время я ищу квартиру, то есть стараюсь разрешить трудную загадку, а именно: мне надо более-менее комфортабельное помещение за недорогую плату.

– Странно, – пробормотал мой собеседник, – вот уже второй раз сегодня я слышу совершенно одни и те же слова от двух разных лиц.

– Кто же другое лицо?

– Молодой человек, занимающийся изучением химии в лаборатории. Сегодня он жаловался мне, что не может найти товарища, чтобы снять вместе хорошенькую квартиру, которую он высмотрел и слишком дорогую для него одного.

– Господи! – воскликнул я. – Если он ищет кого-нибудь, кто пожелал бы разделить с ним квартиру и плату за нее, то я к его услугам. Я предпочитаю жить с товарищем, нежели один.

Стэмфорд поднял глаза от своего стакана и посмотрел на меня странным взглядом.

– Вы еще не знаете Шерлока Холмса. Может быть, вы не пожелаете иметь его постоянным своим товарищем?

– Почему нет? Разве его можно в чем-нибудь упрекнуть?

– О, я не хотел сказать ничего подобного. Но только он небольшой чудак, страшный фанатик по части некоторых явлений и наук. Но, насколько я его знаю, это прекрасный парень.

– Студент-медик, без сомнения?

– Нет, и я даже не имею ни малейшего понятия о том, что он из себя представляет. Говорят, он очень силен в анатомии и химии, но я прекрасно знаю, что он никогда не проходил медицинского курса. Он занимался науками крайне нескладно, даже, можно сказать, эксцентрично. Не обращая внимания на те науки, которые большинство людей старается изучить, он изучает совершенно другие и изучает так, что мог бы удивить профессоров.

– Вы никогда не спрашивали его, к какой карьере он себя готовит?

– Конечно нет, потому что это не такой человек, которого можно заставить говорить о себе. Хотя бывают случаи, когда ему приходит фантазия быть очень экспансивным и разговорчивым.

– Я был бы очень рад встретиться с ним, – сказал я, – если мне приходится жить с кем-нибудь, я предпочитаю, чтобы это был человек занятой и спокойный в своих привычках. Я, как видите сами, еще не настолько окреп здоровьем, чтобы легко переносить шум и волнения. Всего этого я имел достаточно в Афганистане, на мой век хватит. Когда же я могу познакомиться с вашим другом?

– Он, вероятно, находится в лаборатории, – ответил Стэмфорд. – Бывает, что он там работает целые дни и ночи, но бывает и так, что он туда носа не кажет в течение нескольких недель. Если хотите, то мы после завтрака наймем экипаж и отправимся туда.

– Отлично, – ответил я.

И мы заговорили о другом. По дороге в госпиталь Стэмфорд сообщил мне еще некоторые сведения о моем будущем сожителе.

– Не будьте на меня в претензии, – сказал он, – если не сойдетесь с ним. Я его мало знаю и встречал только несколько раз в лаборатории. Идея поселиться с ним вместе пришла ведь вам, и вы поэтому не делайте меня ответственным за последствия.

– Если мы с ним не уживемся, – ответил я, – то нам будет нетрудно расстаться. Но, Стэмфорд, – прибавил я, пристально глядя на него, – мне кажется, что у вас есть особенные причины, что вы умываете руки наперед. Скажите, в характере моего будущего товарища действительно есть нечто, чего следует опасаться? Говорите откровенно, не будьте таким скрытным!

Стэмфорд расхохотался.

– Дело в том, что чрезвычайно трудно объяснить необъяснимую вещь, – сказал он. – Холмс, на мой взгляд, уж слишком тождествен с самой наукой, он сливается с нею, и вследствие этого, быть может, он и относится совершенно равнодушно ко всему остальному. И я думаю, что он был бы в состоянии испробовать на своем друге какой-нибудь только что открытый им яд не по злобе, а попросту, чтобы проследить его действие. Но, чтобы быть справедливым, я должен прибавить, – и это мое искреннее убеждение, – что он совершенно так же способен и сам подвергнуться добровольному подобному же испытанию. Он с каким-то бешенством старается углубить науку, за которую принимается, и свои познания заключить в известные, математические точные формулы.