Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Таково положение дел. Сейчас несчастная сидит, запершись в своей комнате. Объяснения между супругами не произошло. Муж едва ли не потерял рассудок. Он, как и я, плохо осведомлен о вампирах, собственно, кроме самого слова, нам ровно ничего не известно. Мы полагали, что это всего-навсего нелепое, дикое суеверие, не имеющее места в нашей стране. И вдруг в самом сердце Англии, в Суссексе… Все эти происшествия мы могли бы обсудить завтра утром. Согласны ли Вы меня принять? Согласны ли употребить свои необычайные способности в помощь человеку, на которого свалилась такая беда? Если согласны, то, прошу Вас, пошлите телеграмму на имя Фергюсона (Чизмен, Лемберли), и к десяти часам я буду у Вас.

P. S. Если не ошибаюсь, Ваш друг Ватсон и я однажды встретились в матче регби: он играл в команде Блэкхита, я – в команде Ричмонда. Это единственная рекомендация, которой я располагаю».

– Отлично помню, – сказал я, откладывая письмо в сторону. – Верзила Боб Фергюсон, лучший трехчетвертной, каким могла похвастать команда Ричмонда. Славный добродушный малый. Как это похоже на него – так близко принимать к сердцу неприятности друга.

Холмс посмотрел на меня пристально и покачал головой.

– Никогда не знаешь, чего от вас ожидать, Ватсон, – сказал он. – В вас залежи еще не исследованных возможностей. Будьте добры, запишите текст телеграммы: «Охотно беремся расследование вашего дела».

– Вашего дела?

– Пусть не воображает, что наше агентство – приют слабоумных. Разумеется, речь идет о нем самом. Пошлите ему телеграмму, и до завтрашнего дня оставим все это в покое.

На следующее утро ровно в десять часов Фергюсон вошел к нам в комнату. Я помнил его высоким и поджарым, руки и ноги как на шарнирах, и поразительное проворство, не раз помогавшее ему обставлять коллег из команды противника. Да, грустно встретить жалкое подобие того, кто когда-то был великолепным спортсменом, которого ты знавал в расцвете сил. Могучее, крепко сбитое тело как будто усохло, льняные волосы поредели, плечи ссутулились. Боюсь, я своим видом вызвал в нем те же чувства.

– Рад вас видеть, Ватсон, – сказал он. Голос у него остался прежний – густой и добродушный. – Вы не совсем похожи на того молодца, которого я перебросил за канат прямо в публику в «Старом Оленьем Парке» [48] Спортивный клуб в Ричмонде, около Лондона. . Думаю, и я порядком изменился. Но меня состарили последние несколько дней. Из телеграммы я понял, мистер Холмс, что мне нечего прикидываться, будто я выступаю от имени другого лица.

– Всегда лучше действовать напрямик, – заметил Холмс.

– Согласен. Но поймите, каково это – говорить такие вещи о своей жене, о женщине, которой долг твой велит оказывать помощь и покровительство! Что мне предпринять? Неужели отправиться в полицию, и все им выложить? Ведь и дети нуждаются в защите! Что же это с ней такое, мистер Холмс? Безумие? Или это у нее в крови? Сталкивались ли вы с подобными случаями? Ради всего святого, подайте совет. Я просто голову потерял.

– Вполне вас понимаю, мистер Фергюсон. А теперь сядьте, возьмите себя в руки и ясно отвечайте на мои вопросы. Могу вас заверить, что я далек от того, чтобы терять голову, и очень надеюсь, что мы найдем способ разрешить ваши трудности. Прежде всего, скажите, какие меры вы приняли? Ваша жена все еще имеет доступ к детям?

– Между нами произошла ужасная сцена. Поймите, жена моя человек добрый, сердечный – на свете не сыщешь более любящей, преданной жены. Для нее было тяжким ударом, когда я раскрыл ее страшную, невероятную тайну. Она даже ничего не пожелала сказать. Ни слова не ответила мне на мои упреки – только глядит, и в глазах дикое отчаяние. Потом бросилась к себе в комнату и заперлась. И с тех пор отказывается меня видеть. У нее есть горничная по имени Долорес, служила у нее еще до нашего брака, скорее подруга, чем служанка. Она и носит жене еду.

– Значит, ребенку не грозит опасность?

– Миссис Мэйсон, кормилица, поклялась, что не оставит его без надзора ни днем, ни ночью. Я ей полностью доверяю. Я больше тревожусь за Джека, я вам писал, что на него дважды было совершено настоящее нападение.

– Однако никаких увечий не нанесено?

– Нет. Но ударила она его очень сильно. Поступок вдвойне жестокий, ведь мальчик – жалкий, несчастный калека. – Обострившиеся черты лица Фергюсона как будто стали мягче, едва он заговорил о старшем сыне. – Казалось бы, несчастье этого ребенка должно смягчить сердце любого: Джек в детстве упал и повредил себе позвоночник. Но сердце у мальчика просто золотое.

Холмс взял письмо Фергюсона и стал его перечитывать.

– Кроме тех, кого вы назвали, кто еще живет с вами в доме?

– Две служанки, они у нас недавно. В доме еще ночует конюх Майкл. Остальные – это жена, я, старший мой сын Джек, потом малыш, горничная Долорес и кормилица миссис Мэйсон. Больше никого.

– Насколько я понял, вы мало знали вашу жену до свадьбы?

– Мы были знакомы всего несколько недель.

– А Долорес давно у нее служит?

– Несколько лет.

– Значит, характер вашей жены лучше известен горничной, чем вам?

– Да, пожалуй.

Холмс что-то записал в свою книжку.

– Полагаю, в Лемберли я смогу оказаться более полезным, чем здесь. Дело это, безусловно, требует расследования на месте. Если жена ваша не покидает своей комнаты, наше присутствие в доме не причинит ей никакого беспокойства и неудобств. Разумеется, мы остановимся в гостинице.

Фергюсон издал вздох облегчения.

– Именно на это я и надеялся, мистер Холмс. С вокзала Виктория в два часа отходит очень удобный поезд – если это вас устраивает.

– Вполне. Сейчас в делах у нас затишье. Я могу целиком посвятить себя вашей проблеме. Ватсон, конечно, поедет тоже. Но, прежде всего, я хотел бы уточнить некоторые факты. Итак, несчастная ваша супруга нападала на обоих мальчиков – и на своего собственного ребенка, и на вашего старшего сынишку?

– Да.

– Но по-разному. Вашего сына она только избила.

– Да, один раз палкой, другой раз била прямо руками.

– Она вам объяснила свое поведение в отношении пасынка?

– Нет. Сказала только, что ненавидит его. Все повторяла: «Ненавижу, ненавижу…»

– Ну, с мачехами это случается. Ревность задним числом, если можно так выразиться. А как она по натуре – ревнивая?

– Очень. Она южанка, ревность у нее такая же яростная, как и любовь.

– Но мальчик, ведь ему, вы сказали, пятнадцать лет? И если физически он неполноценен, тем более, вероятно, высоко его умственное развитие. Разве он не дал вам никаких объяснений?

– Нет. Сказал, что это без всякой причины.

– А какие отношения у них были прежде?

– Они всегда друг друга недолюбливали.