Анатолий Тихомиров - Воспитать палача [СИ]

За годы Катиной учёбы, мы с ней не встречались и даже не писали друг другу. Странно? Да, конечно… Я подумал, что у Кати кто-то появился и решил обустроить свою жизнь. А тут ещё у меня неожиданно завязался роман с Ольгой Кравченко. Я оказался рядом с богатством и властью. Мне было трудно противиться соблазну, и вскоре я женился. И хоть Ольга была, да и сейчас остаётся, интересной женщиной, я её не любил, но роль Ромео при ней играл исправно. Постепенно я привык к коммунизму в отдельно взятой семье. Роскошный автомобиль, двухэтажные апартаменты в центре города, коттедж на берегу Чёрного моря. Всем этим, и ещё очень многим, я мог пользоваться. Моментами я ощущал неловкость, словно влез в чужой, непомерно большой мундир и стараюсь всем доказать, что он мой. И всё же такая жизнь мне нравилась. Меня даже зарплата в театре не интересовала, а роли я играл только в своё удовольствие. Казалось, что ещё нужно человеку?

И вот, одним прекрасным утром, а оно действительно было прекрасным, в фойе театра я столкнулся с Катей.

— Я приехала, — сказала она просто.

— Побойся Бога, Катюша! После столицы, с твоими-то данными, вернуться в нашу глушь?

Представьте себе, после такой долгой разлуки, ничего более разумного я не смог ей тогда сказать.

— Я так решила, — спокойно ответила она. — И как ты думаешь, почему?

— Почему? — по-прежнему глупо спросил я.

— За прошедшие годы, я поняла, что люблю только тебя. И хочу быть рядом. Каждый год я порывалась написать тебе письмо или приехать. Но я останавливала себя. Я решила, что встретимся мы только тогда, когда окончу институт. Я хотела быть равной тебе.

— Я женат, Катя! — почти с ужасом сказал я.

— Знаю. Но я сама в этом виновата.

Она взяла меня за руку. Ладони у неё, помню, были тёплыми, даже горячими.

— А любишь ты меня или её?

Катя всегда была намного решительнее меня. Чтобы избежать скандалов и пересудов, мы с ней стали вести двойную жизнь. В театре общались просто как старые друзья, и нам, кажется, верили.

«Не все», — чуть было не вырвалось у Антыхина. Но он вовремя остановил себя. Зачем разочаровывать Раевского.

— В этой квартире нам удалось создать свой, особый мир. Здесь мы снова были счастливы, — сказал Раевский, обведя глазами комнату. — Месяца два назад Катя сообщила, что беременна. С этого дня я стал воспринимать её не только, как любимую женщину, но и как мать моего будущего ребёнка. Я, наконец, решился развестись со своей супругой, но всё никак не мог найти подходящего момента, чтобы сообщить ей об этом.

— А супруга знала, какие у вас отношения с Екатериной Морозовой? — спросил Антыхин, стремясь более конкретизировать разговор.

— Нет. Думаю, что нет.

— Так думаете или нет?

— Это что, так важно? — занервничал Раевский.

— Простите, но мне всё важно, что имеет отношение к убитой, — в довольно жёсткой форме сказал Антыхин.

Раевский недовольно поморщился. Но, немного подумав, всё же ответил:

— Дня за два до убийства, моя супруга неожиданно объявила, что уезжает на отдых в Германию. Она давно любила эту страну и чувствовала себя там комфортно. Поэтому сам отъезд меня не удивил…

— А что вас удивило? — быстро спросил Антыхин.

— Она вела себя как-то странно. То была излишне раздражена, то слишком весела. Как будто играла какую-то роль.

— То есть, в поведении вашей жены вы заметили неестественность?

— Да — а, — замялся Раевский. — Вы думаете, моя супруга, каким-то образом причастна к убийству?

— Павел Алексеевич, я ничего не утверждаю. Я просто моделирую различные ситуации.

— Понятно, значит вы, наверняка, смоделировали ситуацию, где есть место и для меня? — не столько спросил, сколько подтвердил свою догадку Раевский.

Антыхин пожал плечами.

— Мне трудно вам ответить честно, но я постараюсь. У меня есть свидетельство, что накануне убийства, вы сидели в актёрском буфете в нетрезвом состоянии и угрожали кого-то убить. Вот и развейте мои подозрения, если можете.

— Когда же это? А — а, вспомнил. Вот доброхоты, — ухмыльнулся Раевский. — В театре скажешь одно, а услышат другое. Не угрожал я никому. Да и трезвый был, если не считать бутылки пива, и выпили-то мы её вдвоём. Мы с актёром Лазаренко сцену из будущего спектакля репетировали. У нас с ним такой диалог, понимаете? Он мне говорит текст, своей роли: «Твоя жена порядочная женщина. Она всегда была верна тебе». А я ему отвечаю, тоже по роли: «Всё равно, я её убью! Убью!» Так что вашему свидетелю скажите, пусть чаще на репетициях родного театра присутствует. А то, извините, обвинение больше на анекдот похоже.

Антыхину было неловко и досадно, оттого, что не проверил этот факт ещё до встречи с Раевским. А ведь чувствовал, что обвинение белыми нитками шито. Хотя опросить свидетелей, чтобы быть твёрдо уверенным в правдивости слов Раевского, всё же придётся.

— Спасибо. Будем считать, что вы развеяли мои подозрения, — спокойно, как будто и не ожидал иного ответа, сказал Антыхин. — Продолжим разговор о вашей жене. Так что же, уехала она в Германию?

— Да, ночным рейсом она вылетела самолётом в Кёльн.

— А перед этим, вечером, была убита Катя?

— Получается, что так, — ответил Раевский. — Но, уверяю вас, её отъезд — просто совпадение, с тем страшным, что произошло в театре. Жизни моей жены и Кати всегда шли параллельно, но никогда не пересекались. Более того, я убеждён, что она даже не знает о смерти Кати.

— Вы так рьяно защищаете свою жену? — удивился Антыхин. — А ведь на днях вы собирались с ней разводиться.

— Я хочу быть честным по отношению к ней.

— Раньше надо было о чести думать! — неожиданно для себя самого, резко сказал Антыхин. — И всё же, примите мои соболезнования, — тон его несколько смягчился. — Я верю, что вы любили Катю и…

Раевский хотел что-то ответить, но не смог и быстро прикрыл лицо руками. Непроизвольные всхлипывания сотрясали его тело. Стараясь не шуметь, Антыхин вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Антыхину, наконец, удалось узнать результаты медицинской экспертизы. Как всегда, помог верный друг Николай Романов. Встретились они в полуподвальном офисе Антыхина, где перед входом висела скромная табличка «Частное сыскное бюро». Прохожие, никогда ранее не слышавшие о такой организации в их городе, с любопытством посматривали в сторону двух зарешечённых окон офиса. Из этих окон невозможно было увидеть небо, зато огромное количество ног проходило перед глазами Антыхина за рабочий день. Умываясь потом от жары, которую, казалось Николай Романов принёс с собой в прохладное помещение офиса, он опрокидывал в себя уже вторую бутылку пива, предусмотрительно охлаждённую Антыхиным в холодильнике. Прикладываясь к бутылке, Романов с интересом посматривал на окна.