Ричард Остин Фримен - Красный отпечаток большого пальца

— Защита отложена. Доктор Торндайк заранее предвидел, что суд первой инстанции признает Рубена виновным, поэтому решил держать сторону обвинения в неведении относительно линии защиты. Если бы полиция пронюхала, чтó собираются предпринять адвокаты, то быстро изменила бы свою тактику.

— Понятно, — вздохнула девушка, — и весьма печально. Я надеялась, доктору Торндайку удастся выиграть дело. Что произошло с Рубеном?

Я заранее боялся этого вопроса и, чтобы ответить на него, откашлялся и уперся взглядом в пол:

— Магистрат отказал выпустить обвиняемого под залог, и Рубена взяли под стражу.

— Что?! — воскликнула она, бледнея как полотно. — Его посадили в тюрьму?

— Не как осужденного. Он арестован до суда. Временно задержан.

— Но он в камере?

— Да, в Холлоуэйском каземате.

Несколько секунд она смотрела на меня безмолвно, с каменным выражением лица и расширенными зрачками, затем у нее перехватило дыхание, она отвернулась и, вцепившись в край каминной полки, опустила голову на руку и разразилась рыданиями.

Я не считаю себя сентиментальным и импульсивным, но при виде бескорыстного горя этой сильной и смелой девушки, очевидно, глубоко преданной Рубену Хорнби, растрогался бы, наверное, и камень, и деревянный истукан. Я сел с ней рядом, мягко взял ее за руку и бессвязно пробормотал хриплым голосом слова утешения. Через несколько минут она пришла в себя и высвободила руку.

— Простите, что причинила вам неудобство, — прошептала она. — Мне жаль, что я утратила самоконтроль и впала в уныние. Просто я вбила себе в голову, что вы — самый лучший друг, мой… и Рубена.

— Так и есть, дорогая мисс Гибсон, — промолвил я. — И мистер Торндайк, мой коллега, тоже друг — ваш и Рубена.

— Конечно, — сквозь слезы закивала она, — но я не готовилась к такому повороту событий, я искренне верила в доктора Торндайка, а теперь сложилась ужасная ситуация, и меня мучают дикие мысли о том, что будет дальше. До сих пор происходящее казалось мне кошмаром, но ненастоящим, а словно в страшном сне. Я думала, что проснусь — и все пройдет, рассеется. Однако Рубен в тюрьме, и это не сон, а явь, вот почему страх парализовал мои мысли и чувства. Бедный мальчик! Что с ним станет? Ради бога, доктор Джервис, скажите прямо: он погибнет? Почему? Ведь он ни в чем не виноват!

Что мне было ответить? Я слышал, как Торндайк ободрял Рубена, и знал своего друга настолько хорошо, что ни разу не усомнился в его словах. Если он обещал спасти юношу, значит, спасет. Но мисс Гибсон я не мог сообщить об этом и сначала ограничился тем, что попытался ее успокоить, однако в итоге сдался.

— Вам нельзя так тревожиться, — погладил я ее по руке. — Доктор Торндайк уверен в невиновности Рубена и надеется доказать ее всему свету. Но это строжайший секрет, я и так слишком разоткровенничался с вами, — договорил я, ощущая укор совести.

— Боже мой, — всхлипнула она, — не беспокойтесь, все останется между нами. Благодарю от всего сердца.

— Что до нынешней неудачи, — продолжал я, — не позволяйте ей вырвать почву у вас из-под ног. Попробуйте думать о ней как о хирургической операции, которая сама по себе неприятна, но проводится ради спасения жизни больного. Ее нужно вытерпеть, чтобы не лечь в могилу.

— Вы правы, мне нужно совладать с нервами. Я изо всех сил стараюсь следовать вашим советам, но едва подумаю, как Рубен, утонченный юноша, любитель искусства, шагает в одной толпе с мерзкими ворами и злодеями-убийцами, как он мечется по зловонной камере, словно дикий зверь в клетке, я теряю рассудок. Господи, какое оскорбление! Рубен унижен и растоптан. За что ему такой позор?

— Нет никакого позора для человека, невольно ставшего жертвой судебной ошибки, — сказал я, правда, не слишком убедительно, ибо вспомнил слова Торндайка насчет того, что презумпция невиновности — фикция; тем не менее я добавил: — Рубена оправдают, и он вернет себе прежнее положение и незапятнанную репутацию, а все, что ему придется пережить, будет вспоминаться как временное неудобство. Досадный курьез, только и всего.

Джульет вытерла слезы и решительно убрала носовой платок в ящик стола:

— Спасибо, что вернули мне мужество и прогнали страх. Я не в состоянии выразить, как ценю вашу доброту. Отныне обещаю быть храброй и терпеливой и полностью доверять вам.

Она произнесла эти слова так мягко и женственно, с такой трогательной улыбкой, что меня охватило непреоборимое желание взять ее за руку, однако я приказал себе держаться скромнее:

— Я рад, что хотя бы чуть-чуть ободрил вас, но не я играю в нашем деле первую скрипку. Окончательное спасение зависит от доктора Торндайка.

— Не спорю, но ценю вас не меньше, чем его, хотя бы за то, что вы пришли поддержать меня в столь нелегкий час, а мы, женщины, существа слабые, инстинктивно тянемся к тем, кто всегда рядом и на чье плечо можно опереться. Вы и сами знаете это из опыта. Ой, кажется, я слышу голос тети; думаю, вам лучше ускользнуть, пока путь к отступлению еще не отрезан. Но прежде чем вы уйдете, ответьте, как и когда я могу увидеть Рубена? Мне надо навестить его. Бедный юноша! Нельзя, чтоб он хоть на секунду почувствовал, будто друзья отвернулись от него в беде.

— Отправляйтесь к нему хоть завтра, — ответил я и, презрев всякую осторожность, опрометчиво выпалил: — Я и сам не прочь проведать его, и доктор Торндайк тоже.

— Вы позволите мне заехать за вами в Темпл? Я вам не помешаю? Как-то неловко идти в тюрьму одной.

— Не переживайте. Если вы позвоните мне, мы посетим Холлоуэй вместе. Вы твердо решили? Путешествие не из приятных…

— Еще бы! Никаких колебаний. Когда я должна прибыть в Темпл?

— Желательно около двух часов.

— Ладно, постараюсь не опоздать, но вам пора, иначе вас заметит тетя и заарканит своим длинным языком. — Джульет мягко подтолкнула меня к порогу и, отнимая руку, сказала: — Я вам безмерно благодарна. До свидания.

Дверь захлопнулась, и я остался один на улице, над которой кружились желтоватые завитки тумана. Когда я вошел в дом Хорнби, было еще светло и ясно, а теперь небо потонуло в бледной серости, свет быстро угасал, здания в тусклых, призрачных сумерках казались вдвое ниже, чем наяву. Я энергично зашагал по тротуару, пытаясь на ходу обдумывать создавшееся положение. Мой взбудораженный мозг плохо подчинялся мне, и я с трудом заставлял себя сосредоточиться на тех вопросах, которые касались меня лично, а также перспектив расследования дела об ограблении.

Прежде всего, я спросил себя: какие отношения сложились между мной и Джульет Гибсон? Каково мое положение? Что до девушки, с ней все понятно: она влюблена в Рубена Хорнби. А в чем заключается моя роль? Кто я такой? Джульет считает меня хорошим другом, потому что я — его друг. Но ценен ли я для нее сам по себе? От меня не укрылось, что я начал вызывать у нее интерес, не суливший для моего душевного равновесия ничего хорошего. Но разве я мог сопротивляться? Я еще никогда не встречал леди, которая так всеобъемлюще воплощала бы мой идеал женщины. К чему кривить душой? Мисс Гибсон очаровала, обворожила меня. Ее внутренняя сила, чувство собственного достоинства, женственная мягкость в сочетании с твердостью характера, не говоря уже о красоте и уме, снабдили ее всем необходимым, чтобы покорить, всецело подчинить меня. Я попал в сети ее обаяния, однако прекрасно понимал: придет время, и мисс Гибсон перестанет нуждаться во мне, и тогда мне придется вырвать ее из своего сердца, что наверняка причинит сильную боль.