Ричард Остин Фримен - Око Озириса

— Они соединили все экспонаты в одной витрине, — пояснила мисс Беллингэм, — чтобы показать содержимое гробницы человека, принадлежавшего к древнеегипетской знати. Как видите, и в загробной жизни образованный египтянин оставался верен своей профессии: при Себекхотепе обнаружили принадлежности, с помощью которых он писал на папирусе.

— А рабы при нем были? — поинтересовался я.

— Разумеется. Вот эти маленькие фигурки, или ушебти, — и есть прислужники покойного в царстве мертвых. Остаться без слуг в загробном мире знатный египтянин не мог. Забота о комфорте — прежде всего. Странная идея, да? Между тем она весьма логична, если верить в продолжение жизни независимо от тела.

— Маска в верхней части футляра — это портрет?

— Даже больше, чем портрет. До известной степени это — лицо покойного. Мумия обмотана в пелены из нескольких слоев, льняных или папирусных, соединенных клеем и цементом. Пелены подогнаны к телу и четко обрисовывают его контуры. Когда цемент высыхал, пелены покрывали тонким слоем штукатурки, а лицу придавали рельефность. Затем мумию украшали и наносили надписи. Тело в пеленах — это как орех в скорлупе, в отличие от более древних мумий, которые просто обматывали тканями и клали в деревянный гроб.

Тихо подкравшийся к нам служитель музея вежливо предупредил, что зал закрывается, и попросил приходить в следующий раз. Мы решили выпить чаю и отправились в молочную, где засиделись дольше обычного, поскольку работа с выписками закончилась. Домой мы возвращались не спеша и на углу одной из улиц подошли к газетному киоску. К стеклянной витрине был прислонен номер «Дейли телеграф», кажется, вчерашний; нам бросился в глаза крупный заголовок на первой полосе: «Новости о пропавшем человеке». Мисс Беллингэм вздрогнула и побледнела:

— Господи, как страшно!

— Что именно? Я не читал газет вот уже неделю, — ответил я ей.

— Понятно, это я вас отвлекала своими злосчастными проблемами. Мы с отцом тоже редко покупаем газеты, нам дает их мисс Оман. Она — как вампир. Обожает убийства и прочие кровавые истории, и чем кошмарнее, тем лучше.

— Так что там за новости?

— Нашли останки какого-то пожилого мужчины; его убили и разрезали на куски. Я дрожала, пока читала, а отца чуть не хватил сердечный удар. Мы оба невольно подумали о бедном дяде Джоне.

— Я читал про скелет левой руки, найденный в овраге вблизи овощных грядок в Сидкапе.

— Это не все. Полиция энергично взялась за дело и отыскала другие фрагменты тела: на берегу Крэя и еще где-то на западе Кента, — а вчера в газетах написали, что недалеко от нашего старого дома тоже обнаружили кости.

— Как? В Эссексе? — опешил я от неожиданности.

— Да, в лесу Эппинг. Ужасно! Наверняка их зарыли, когда мы с папой жили в Вудфорде. Отец чуть не расплакался, а потом пришел в такую ярость, что собрал газеты в охапку и вышвырнул в окно. Они перелетели через ограду, и мисс Оман пришлось бежать за ними и собирать по всему двору.

— Мистер Беллингэм допускает, что это останки его родного брата?

— Думаю, да, но он упорно отмалчивается, а я не смею заговорить первой. Мы ведь обнадеживаем друг друга, что дядя Джон до сих пор жив.

— Вы сами в это верите?

— Нет, и отец не верит, просто не желает признаться.

— А какие именно кости нашли, не помните?

— Вроде бы, поблизости от реки — бедренную кость, но я могу ошибаться. Мисс Оман наверняка даст вам исчерпывающие сведения. Она обрадуется, если кто-то разделит круг ее увлечений, — с грустной улыбкой добавила мисс Беллингэм.

— Я боюсь вампиров, — отшутился я, — притом таких сварливых.

— Не ругайте ее, доктор Барклей, — заступилась мисс Беллингэм. — Она отзывчивая, хотя иногда ворчит, и сердце у нее доброе, а ее кротость поистине ангельская.

— Не спорю, мне она тоже нравится, — смягчился я в угоду Руфи.

— Может, заглянете к нам на минутку поболтать с отцом?

Я кивнул и навестил мистера Беллингэма; мы немного поговорили о музее и моих впечатлениях от древнеегипетских экспонатов, после чего я объявил, что мне пора в амбулаторию. Спускаясь по лестнице, я старался скрипеть как можно меньше, но обувь, увы, подвела меня. Едва я приблизился к комнате хозяйки, дверь приоткрылась и оттуда высунулась голова мисс Оман.

— На вашем месте я сменила бы сапожника, — ухмыльнулась она.

Я вспомнил об ее «поистине ангельской» кротости и чуть не рассмеялся, но усилием воли сделал серьезное лицо.

— Спасибо, мисс Оман, я подумаю, а пока мне нужен ваш совет по очень важному, во всяком случае, для меня, делу.

Я знал, что она клюнет на эту удочку, и не ошибся.

— Вот как? — вскинула она тонкие брови. — Только не стойте на площадке, а зайдите ко мне, присядьте на диван, и мы потолкуем обстоятельно.

Мне совсем не хотелось подчиняться ей, да и времени у меня не было, поэтому я напустил на себя таинственность и прошептал:

— Не могу, мисс Оман. Мне надо в амбулаторию. Но если у вас выдастся свободная минутка, загляните ко мне в кабинет — буду вам весьма признателен. Право, я не знаю, как поступить; я в растерянности…

— Ох, мужчины нередко впадают в панику. Но вы, надо сказать, не худший экземпляр среди них. У вас хотя бы хватает сообразительности в трудный час посоветоваться с мудрой женщиной. Так в чем проблема? Может, вкратце расскажете, а я пока все обдумаю?

— Понимаете, — уклончиво начал я, — у меня не получается как следует… Ах, черт возьми! — прервался я на полуслове, тревожно взглянув на часы. — Мне пора бежать, а то пациенты столпятся у дверей и разорвут меня на куски! — Я сделал страшные глаза и быстро юркнул во двор, предоставив ей терзаться любопытством.

Юноше двадцати шести лет рано претендовать на искушенность в житейских делах, но моего знания человеческой природы вполне хватило, чтобы заранее пребывать в уверенности, что мисс Оман явится в амбулаторию не позднее сегодняшнего вечера. Так и случилось. Не пробило и семи, как в дверь постучали.

— Я случайно шла мимо из лавки, — объяснила она, и я кивнул с напускной серьезностью, — вот и решила заглянуть к вам. Вы, кажется, хотели со мной посоветоваться?

Она села на стул, предназначенный для пациентов, и, положив на колени ридикюль, нетерпеливо посмотрела на меня.

— От души благодарю, мисс Оман. Как мило, что вы зашли! Мне совестно беспокоить вас по такому пустяку…

— Пожалуйста, не смущайтесь и говорите, — забарабанила она пальцами по столешнице. — Я все пойму.

Я сообщил ей, что собираюсь устроить званый ужин и у меня возникли кое-какие хозяйственные осложнения. Чем дальше я рассказывал, тем большее разочарование, в итоге сменившееся отвращением, отражалось на ее лице.