Ричард Остин Фримен - Око Озириса

— Я не желаю даже слушать об этом! Черт возьми, да тут и вправду настоящий заговор!

Мисс Беллингэм — я понял, что это была она, — густо покраснела и, сдвинув брови, сделала несколько шагов к двери. В ту же секунду оттуда выскочил немолодой, щеголевато одетый мужчина среднего роста.

— Руфь! — воскликнул он. — Ваш отец с ума сошел! И впредь я отказываюсь общаться с ним.

— Вы сами приехали сюда. Он вас не приглашал, — холодно парировала мисс Беллингэм.

— Вот как?! — обиделся собеседник. — Я поступил так из великодушия, которое, к моему прискорбию, никто не оценил. Я старался сделать как лучше, но теперь умываю руки. Не надо провожать меня — я знаю дорогу. Прощайте!

Он покосился на меня, манерно поклонился девушке и выбежал из комнаты, хлопнув дверью.

— Извините нас за такой прием, — усмехнулась мисс Беллингэм. — Но вы — врач, вас, наверное, трудно чем-либо удивить. Пойдемте к пациенту. — Она открыла дверь, и я вошел в смежную комнату. — Вот новый посетитель, — сказала она кому-то. — Доктор…

— Барклей, — быстро добавил я. — Временно замещаю своего друга, доктора Бернарда.

Больной, симпатичной наружности мужчина лет пятидесяти пяти, сидел на постели, обложенный грудой подушек. Он протянул мне дрожащие пальцы, и мы обменялись слабым рукопожатием.

— Здравствуйте, сэр, — вяло произнес мистер Беллингэм. — Надеюсь, доктор Бернард в добром здравии?

— В общем, да, — уклончиво ответил я, — он отдыхает на Средиземном море. — Мы перебросились еще парой фраз, после чего я приступил к делу и спросил пациента: — Давно вы хвораете?

— Сегодня — тому ровно неделя, — сказал он. — Fons et origo mali 1 1 Источник и начало зла. — Здесь и далее примеч. пер. — кабриолет, опрокинувший меня посреди улицы напротив здания суда. Виноват, конечно, я сам, но мне от этого не легче.

— Вы сильно ушиблись?

— Нет, но повредил колено и испытал общее потрясение. Я ведь уже стар для таких передряг.

— Это случается со многими людьми.

— Не спорю, но в двадцать лет перенести подобную неприятность гораздо легче, чем в пятьдесят пять. Впрочем, колено, кажется, заживает — вы сами убедитесь, что я двигаю им свободно. Гораздо хуже — мои нервы. Я зол и раздражителен, как черт, и по ночам не могу нормально спать.

Мне вновь бросилась в глаза его дрожащая рука, и я удивился: неужели он изрядно выпивает? Не похоже…

— Вы много курите? — тактично осведомился я.

Он хитро взглянул на меня и усмехнулся:

— Вам не отказать в деликатности, доктор. Нет, я мало курю. Я сразу заметил, что вы разглядываете мою руку. Да, она дрожит, ничего удивительного. И вы, врач, обязаны обратить на это внимание. Впрочем, такое состояние мне несвойственно, если я не взволнован. Но малейшее нервное возбуждение — и моя рука начинает трястись, как желе. А я только что имел неприятную беседу…

— По-моему, — вмешалась мисс Беллингэм, — теперь не только доктор Барклей, но и все соседи знают об этом.

Мистер Беллингэм сконфузился:

— Да, признаю, я дал волю своему темпераменту. Я слишком импульсивный старик, доктор, и, когда выйду из себя, веду себя подчас несдержанно.

— И чересчур громко, — добавила его дочь. — Доктор Барклей был вынужден заткнуть себе уши. — При этих словах девушка взглянула на меня, и какая-то искорка блеснула в ее грустных серых глазах.

— Мне жаль, дорогая, — примирительно произнес мистер Беллингэм, — обещаю: больше такое не повторится. Надеюсь, нашего сегодняшнего «гостя» мы видели в последний раз.

— Хочется в это верить, — покачала головой мисс Беллингэм. — Ладно, не буду вам мешать. Если понадоблюсь, я в соседней комнате.

— Кабриолет, — заговорил мистер Беллингэм, как только его дочь вышла, — стал последней каплей. Он довершил то, что уже давно готовилось. За последние два года я испытал кучу всяких бедствий. Но не собираюсь надоедать вам подробностями своих личных трудностей.

— Меня интересует лишь то, что имеет прямое отношение к состоянию вашего здоровья, если, конечно, вы не сочтете нужным о чем-либо умолчать, — ответил я.

— Умолчать! — усмехнулся он. — Да все больные только и рады болтать о своих недугах! Но нравится ли это врачам?

— Я всегда внимательно выслушиваю своих пациентов.

— Ладно, — кивнул мистер Беллингэм, — я кое-что расскажу вам. Однажды ночью, около двух лет назад, я отошел ко сну состоятельным джентльменом с прекрасными видами на будущее, а утром проснулся почти нищим. Как вам такая перемена? Тем более в моем возрасте?!

— Это неприятно в любом возрасте, — вставил я.

— В тот самый день, — продолжал он, — я потерял своего единственного брата, с которым был очень дружен. Он пропал неизвестно куда, да вы, вероятно, слышали: газетчики разнесли об этом по всему свету.

Он вдруг покраснел, и я внезапно все понял. Еще когда я входил в этот дом, в моей голове слабо звучала какая-то струна памяти, а рассказ пациента воскресил мои воспоминания о загадочном исчезновении Джона Беллингэма.

— Да, — подтвердил я, — припоминаю тот случай; о нем говорил на лекции наш преподаватель судебной медицины.

— Неужели? — удивился Беллингэм. — Что же он сказал?

— По его мнению, данный инцидент чреват многими юридическими осложнениями.

— Клянусь Юпитером, — приподнялся на своем ложе Беллингэм, — ваш наставник — пророк! Юридические осложнения? Да, их предостаточно! Но ручаюсь, даже ваш учитель не мог предвидеть, какой адский узел завяжется вокруг этого происшествия. Кстати, как зовут преподавателя?

— Доктор Джон Торндайк, — сообщил я с гордостью.

— Торндайк, — задумчиво повторил Беллингэм. — Я как будто слышал это имя. Ах да, о нем говорил мой друг мистер Марчмонт, юрист. Он упоминал Торндайка в связи с таинственным исчезновением некого Джеффри Блэкмора. Так вот, именно ваш учитель блестяще распутал это дело.

— Рискну предположить, что случай с вашим братом тоже заинтересовал мистера Торндайка, — заметил я.

— Не спорю, — последовал ответ, — но никто не вправе отнимать время у профессионала, а заплатить ему я не в состоянии. Кстати, я и вас, наверное, отвлекаю болтовней о своих проблемах.

— Не беспокойтесь, — заверил я его, — у меня сегодня мало визитов к пациентам, а ваше дело влечет меня еще со студенческой скамьи. Я покажусь слишком бестактным, если задам вопрос о характере юридических осложнений?

— Я мог бы поведать вам о них во всех подробностях, но тогда вам придется задержаться здесь до ночи, и домой вы вернетесь в полубезумном состоянии. К чему такие волнения? Сообщу вкратце: неприятности возникли в связи с завещанием Джона. Во-первых, оно не подлежит исполнению, поскольку факт смерти завещателя не доказан; во-вторых, даже если бы документ и утвердили, то все имущество моего брата перешло бы к людям, которых он вовсе не стремился облагодетельствовать. Я пришел к выводу, что завещание — дьявольски нелепый документ, составленный извращенно изобретательным упрямцем. Вот и все. Так вы осмотрите мне колено?