Ричард Остин Фримен - Око Озириса

Мистер Беллингэм так сильно встревожился, повествуя о своем деле, что в конце перешел едва ли не на крик; лицо его покраснело, руки задрожали. Я поспешил прервать беседу, осмотрел колено, которое и вправду выглядело почти здоровым, выписал необходимые рецепты и стал прощаться.

— Вам нельзя волноваться, — сказал я, пожимая ему руку, — и никакого табака. Старайтесь жить спокойной, размеренной жизнью.

— Все это хорошо в теории, — проворчал он, — а если сюда и дальше будут приходить посторонние типы и выводить меня из себя?

— Не обращайте на них внимания, — посоветовал я и откланялся, заглянув перед уходом в соседнюю комнату.

Мисс Беллингэм сидела за столом с разложенными записными книжками в синих обложках. Две из них были открыты, и я заметил, что страницы убористо исписаны мелким, но разборчивым почерком. Когда я вошел, она поднялась и вопросительно посмотрела на меня.

— Я рекомендую вашему отцу какое-нибудь легкое чтение как средство против чрезмерного умственного возбуждения, — произнес я.

Она слабо улыбнулась:

— Конечно, это было бы неплохо. Что-нибудь еще?

— Да, нужно поддерживать его в бодром, веселом настроении и ограждать от забот и волнений, хотя, наверное, это трудно исполнимо.

— Увы, — покачала она головой, — людям в нашем положении не до веселья. Однако я согласна: нельзя распускать себя, как не надо и создавать себе лишних хлопот, которых и без того хватает. Вам трудно меня понять…

— Мне жаль, что я не могу вам помочь, но искренне надеюсь, что дела вашего отца скоро поправятся.

Она поблагодарила меня за визит, проводила до калитки, мы кивнули друг другу и простились с холодным рукопожатием.

В один жаркий день в поисках тени и тишины я забрел в переулки старого Темпла и вдруг столкнулся лицом к лицу со своим товарищем по колледжу Джервисом, позади которого, глядя на меня со спокойной улыбкой, стоял не кто иной, как наш бывший преподаватель — доктор Джон Торндайк. Оба тепло меня поприветствовали, чему я весьма обрадовался, ведь Торндайк считался в нашем городе знаменитостью.

— Предлагаю выпить по чашке чаю у меня дома, — сказал Торндайк и, так как я охотно согласился, взял меня под руку; мы пересекли двор и медленно направились к зданию казначейства. — Не хотите оставить врачебную практику и тоже попробовать себя на юридическом поприще? — неожиданно спросил меня Торндайк.

— А что, Джервис, разве ты стал юристом? — воскликнул я не без удивления.

— Вот именно, черт возьми, — недовольно буркнул тот. — И теперь подвизаюсь при докторе Торндайке.

— Не слушайте его, Барклей, — вмешался Торндайк. — Он — мозг нашей фирмы, а я лишь придаю ей респектабельность и моральный вес. А вы чем занимаетесь?

— В данное время замещаю Бернарда. У него практика на Феттер-лейн.

— Да, я наслышан, — кивнул Торндайк. — Мы иногда встречаемся. Он плоховато выглядел в последнее время. Наверное, взял отпуск?

— Да, и отправился в круиз.

— Стало быть, в его отсутствие ты — главный районный врач? — уточнил Джервис. — Заважничал, наверное?

— Ничуть, да и практика у меня не такая уж обширная — район-то маленький. Я навещаю нескольких пациентов, хотя тут и амбулатория рядом. Кстати, хочу поведать вам об одном странном совпадении. По-моему, оно вас заинтересует. Вы, доктор, два года назад говорили нам на лекции в колледже об исчезновении египтолога Джона Беллингэма при весьма таинственных обстоятельствах. Помните?

— Конечно, отлично помню. И что?

— Его брат — мой пациент. Недавно я ездил к нему в Невиль-корт; он живет с дочерью, и, по-моему, оба бедны, как церковные крысы.

— Вот как? — удивился Торндайк. — Любопытно. Они, видно, потеряли все свое состояние. У брата пропавшего Беллингэма ведь когда-то был собственный большой особняк…

— Какая у вас отличная память! — восхитился я своим учителем.

— А ты как думал! — воскликнул Джервис. — Доктор Торндайк напоминает мне судебно-медицинского верблюда. Глотает кучу фактов из газет и прочих источников, а потом часами с удовольствием пережевывает их. Замечательная привычка! Журналисты быстро забывают, о чем писали, а доктор Торндайк — никогда. Проходит год или два, и старое дело опять всплывает наружу. Тут-то, к нашему величайшему изумлению, и оказывается, что мистер Торндайк уже успел разобрать весь инцидент по косточкам. Еще бы! Ведь не зря все это время он пережевывал свою жвачку!

— Как видите, — улыбнулся мне Торндайк, — мой ученый собрат обожает сравнения и метафоры. Хотя они у него и туманные, по существу он прав. Давайте выпьем чаю, и вы подробнее расскажете нам о Беллингэмах.

Продолжая беседовать, мы подошли к дому, где жил Торндайк. В его просторной гостиной, стены которой украшали деревянные панели, мы застали расставлявшего на столе чайные чашки мужчину невысокого роста в аккуратном черном костюме. На слугу этот незнакомец не походил, а в его внешности и манерах замечалось что-то противоречивое. Спокойствие, выдержанность, серьезное умное лицо выдавали в нем человека интеллигентной профессии, но ловкие, проворные руки обличали умелого камердинера.

Торндайк быстро взглянул на поднос с чашками и воскликнул:

— Вы поставили три чашки, Полтон, это удивительно! Как вы догадались, что я приведу к чаю гостей?

Невысокий мужчина улыбнулся и как-то странно поморщился:

— Я случайно выглянул из окна лаборатории как раз в тот момент, когда вы, доктор, повернули за угол.

— Как все просто! — усмехнулся Джервис. — А мы полагали, что тут замешана чуть ли не телепатия.

— Простота — основа совершенства, сэр, — строго заметил Полтон, заканчивая сервировать стол, и моментально исчез.

— Что ж, вернемся к делу Беллингэма, — вздохнул Торндайк, разлив чай по чашкам. — У вас есть какие-нибудь интересные факты, касающиеся участников той истории? — обратился он ко мне. — Если, конечно, это не врачебная тайна…

— Две-три вещи могу сообщить со спокойной совестью, не причиняя никому вреда, — ответил я. — Годфри Беллингэм, мой пациент, внезапно потерял все свое состояние, и случилось это примерно в то время, когда пропал его брат.

— Странно, — покачал головой Торндайк. — Почему Годфри вдруг обеднел? Вероятно, он регулярно получал от брата денежное вспомоществование?

— Не думаю, но и спорить не берусь. По-моему, причина бед — юридическая путаница. Это касается завещания, с которым возникла куча неприятностей и хлопот.

— Добиться утверждения завещания Годфри сейчас не сможет, — заверил Торндайк, — ведь несомненных доказательств смерти его брата не имеется, не так ли?

— Да, и это лишь первое из затруднений. Другое заключается в том, что в тексте завещания обнаружился некий роковой дефект. Какой конкретно, пока не знаю, но надеюсь рано или поздно выведать. Кстати, я упомянул мистеру Годфри о том, что вы, мистер Торндайк, интересуетесь этим делом, и мне кажется, что бедняга не прочь бы посоветоваться с вами, но у него нет денег.