Ричард Фримен - Око Озириса [сборник litres]

– Охотно верю, – ответил я, восхищенный умом и изобретательностью своего друга. – А вы не боитесь, что эти истории, если их прочтет кто-нибудь посторонний, послужат материалом для вашего обвинения? – пошутил я, посмеиваясь.

– Их никто не сумеет прочитать, – возразил Торндайк. – Моя стенография с трудом поддается расшифровке, я сделал ее такой именно в интересах секретности.

– Хоть одно из ваших придуманных убийств воплощалось в реальности?

– Несколько, но они, как правило, бывали неграмотно спланированы и небрежно осуществлены. Отравленная сигара – один из таких инцидентов, но на месте убийцы я не прибег бы к столь примитивному воплощению своего замысла. Я усложнил бы его в худшую сторону и добился того, чтобы жертва ни о чем не догадалась. Преступления, которые я сочинял и вел в качестве следователя, параллельно записывая свои наблюдения в дневнике, отличались запутанностью и, не постесняюсь этого слова, артистизмом.

Некоторое время я молчал, думая о странностях своего одаренного друга и его исключительном соответствии той роли, которую он выбрал в драме общественной жизни, после чего мои мысли вновь обратились к нависшей над ним опасности, и я спросил:

– Теперь, когда вы знаете мотивы злодея и маску, под которой он прячется, что вы намерены предпринять? Должны ли за ним как можно быстрее захлопнуться двери тюремной камеры или пусть идет разрабатывать другой и, возможно, более успешный план вашего устранения?

– В ближайшее время, – спокойно ответил Торндайк, – нужно собрать все изобретения мистера Х. в надежном месте. Завтра мы с вами отправимся в больницу, и я при вас отдам сигару доктору Чендлеру, который проведет анализ и сообщит о природе яда. После этого будем действовать тем способом, который сочтем наилучшим.

Неудовлетворенный таким выводом, я тем не менее не стал возражать, и, когда сигара с сопроводительными бумагами и рекламными листками была убрана в комод, мы отвлеклись от нее и сменили тему беседы.

День суда, всеми с нетерпением ожидаемый, наконец-то настал, и история, о которой я повествую, устремилась к финалу. Для меня она во многих отношениях стала серьезнейшим рубежом в жизни. Она вырвала меня из монотонной больничной рутины и перенесла в стихию, полную драматических событий; она продемонстрировала, с какой ошеломляющей скоростью развивается современная наука. Она возродила мою дружбу с доктором Торндайком, к которому я испытывал привязанность еще со студенческой скамьи. Но самое главное: она подарила мне ощущение – правда, слишком мимолетное – несказанного любовного блаженства, в котором радость и горесть попеременно сменяют друг друга, и ты то чувствуешь себя на седьмом небе от счастья, то проваливаешься в мрачную бездну отчаяния и тревог.

В то утро я проснулся в пасмурном настроении, с тяжестью на душе. Очередная глава моей жизни подходила к концу, и в преддверии завершения дела Рубена Хорнби и расставания с Торндайком я уже мысленно видел себя странником на чужбине. Полтон, не в пример мне, похоже, испытывал воодушевление, предвкушая, что загадки, которые так долго и безжалостно терзали его любопытство, вот-вот разрешатся. Торндайк, вопреки своему обычному спокойствию, тоже проявлял признаки нетерпения: видимо, и ему хотелось, чтобы поскорее наступила развязка этого запутанного расследования.

– Я взял на себя некоторые небольшие приготовления, в связи с чем у меня к вам поручение, – сказал он мне, когда мы сели завтракать. – Надеюсь, вы не станете возражать. Я написал миссис Хорнби, которая вызвана в качестве свидетельницы, что вы встретите ее в конторе мистера Лоули и проводите в суд вместе с мисс Гибсон. Если появится Уолтер Хорнби, постарайтесь добиться, чтобы он отправился в суд с мистером Лоули.

– Вы сами не придете в контору?

– Нет. Я прибуду прямо в суд, Энсти – со мной. Кроме того, я жду суперинтенданта Миллера из Скотланд-Ярда, который, вероятно, окажет нам немалую услугу.

– Рад слышать, – улыбнулся я, – а то я волновался, что вы смешаетесь с толпой, не имея никакой защиты.

– Что ж, как видите, я принимаю меры предосторожности против слишком изобретательного мистера X. и, говоря по правде, никогда не простил бы себе, если бы позволил ему убить меня до того, как я завершу защиту Рубена Хорнби. А вот и Полтон. Что-то вы, дружище, сегодня с утра как на иголках; с тех пор как проснулись, бродите по комнатам взад-вперед, словно кот в новом доме.

– Что верно, то верно, сэр, – ничуть не смутившись, ответил Полтон. – Нет нужды отрицать. У меня вопрос: что мы возьмем с собой в суд?

– Коробка и портфель лежат на столе в моем кабинете, – коротко пояснил Торндайк. – Хорошо бы прихватить еще микроскоп и микрометр, хотя вряд ли они нам понадобятся. Это все, я полагаю.

– Коробка и портфель, – недоуменно повторил Полтон. – Да, сэр, я доставлю их. – Он открыл дверь, чтобы выйти, но, увидев посетителя, поднимавшегося по лестнице, вернулся: – Мистер Миллер из Скотланд-Ярда, сэр; проводить его сюда?

– Да, конечно. – Торндайк поднялся из кресла навстречу высокому, военной выправки человеку, который, войдя, поздоровался, одновременно бросив на меня вопросительно-изучающий взгляд.

– Доброе утро, господа. Я получил ваше письмо, доктор, и привел с собой двоих сотрудников в штатском и одного в форме, как вы просили. Насколько я понимаю, вы хотите установить наблюдение за…

– Да-да, – прервал его Торндайк. – Но детали я сообщу вам через некоторое время, если вы согласитесь с моими условиями.

– Полностью довериться вам и никого не ставить в известность? Ну ладно; вообще-то лучше бы вам проинструктировать меня заранее и позволить нам действовать обычным порядком, но если вы выдвигаете такие условия, у меня нет выбора, кроме как принять их, учитывая, что все козыри у вас на руках.

Видя, что разговор приобретает конфиденциальный характер, я счел нужным удалиться. Оставалось всего полчаса до того момента, когда миссис Хорнби и Джульет должны будут прийти в контору мистера Лоули, и я побежал одеваться, чтобы не опоздать.

Мистер Лоули принял меня с холодной церемонностью, граничившей с враждебностью. Он, очевидно, был глубоко уязвлен своим подчиненным положением, ему претило играть в деле Хорнби второстепенную роль, и он не пытался скрыть своего раздражения по этому поводу.

– Меня уведомили, – процедил он сквозь зубы ледяным тоном, когда я объяснил ему цель своего визита, – что миссис Хорнби и мисс Гибсон встретятся с вами здесь. Предупреждаю: я не имею к данной договоренности никакого отношения. Вообще, на протяжении всего расследования со мной обращались поистине бесцеремонно, словно я дилетант или шарлатан и не заслуживаю ни малейшего доверия. Я считаю это оскорбительным, даже позорным. Подумать только! В день суда я – представитель обвиняемого – пребываю в полном неведении относительно того, какой планируется линия защиты; впрочем, я догадываюсь, что окажусь вовлеченным в какую-нибудь каверзу и потерплю фиаско. Но впредь увольте! Урок я получил и надолго его запомню. Больше я ни разу в жизни не позволю себе связаться с кем-нибудь из так называемых гибридных специалистов. Ne sutor ultra crepidam , сэр, – превосходная пословица; пусть медицинский сапожник натягивает сапог на медицинскую колодку.