Агата Кристи - Багдадская встреча

Через пару минут к ним присоединилась и облаченная схожим образом француженка. Обе «монахини» вышли из дому и забрались в автомобиль, за рулем которого уже сидел высокий смуглый мужчина в европейском костюме.

– Теперь дело за тобой, Виктория, – сказал Эдвард. – Делай в точности то, что тебе скажут. – В тоне его голоса проскользнули стальные нотки угрозы.

– А ты разве не едешь? – жалобно спросила она.

Эдвард улыбнулся.

– Мы увидимся через три дня, – сказал он и, понизив голос, в своей привычной, доверительной манере добавил: – Не подведи меня, дорогая. Только ты можешь это сделать. Я люблю тебя. Не смею целовать монахиню прилюдно – но хотелось бы.

Виктория, как и подобает Божией невесте, опустила глаза, но для того лишь, чтобы спрятать полыхнувшую вдруг ярость. Проклятый Иуда, подумала она и, взяв себя в руки, сказала:

– Похоже, я и впрямь твоя христианская рабыня.

– Вот это мне нравится! – похвалил ее Эдвард. – Беспокоиться не о чем. Твои документы в полном порядке, так что с пересечением сирийской границы проблем не возникнет. Кстати, теперь ты – сестра Мария. Все бумаги у сопровождающей тебя сестры Терезы. Она будет всем распоряжаться, и ты, ради бога, слушайся ее во всем – иначе, предупреждаю откровенно, беды не миновать.

Он отступил, бодро помахал рукой, и автомобиль тронулся с места.

Откинувшись на спинку сиденья, Виктория предалась размышлениям. Какие есть альтернативы? Можно, пока они будут ехать через Багдад или уже на пограничном пункте, поднять шум, привлечь внимание, позвать на помощь и объяснить, что ее похитили и удерживают насильно – то есть заявить открытый протест.

Чего она достигнет этим? По всей вероятности, такой вариант закончится трагически для Виктории Джонс. Она уже заметила, как сестра Тереза спрятала в рукаве небольшой автоматический пистолет. Объяснить ситуацию ей не позволят.

Тогда не лучше ли подождать до Дамаска? И прибегнуть к варианту с протестом уже там, в Сирии? Скорее всего, все закончится так же либо ее заявления будут опровергнуты показаниями шофера и монахини-француженки. Может быть, они даже предъявят какие-то бумаги, удостоверяющие ее психическое нездоровье…

Лучшая альтернатива – принять их план и пойти до конца. Вернуться в Багдад под именем Анны Шееле и сыграть ее роль. При таком сценарии должен наступить момент развязки, когда Эдвард не сможет полностью ее контролировать. Убедив его в своем полном послушании, она предстанет перед участниками конференции с фальшивыми документами, и его уже не будет рядом.

И вот тогда никто не помешает ей сказать: «Я не Анна Шееле, и эти бумаги – лживая подделка».

Странно, что Эдвард не предусмотрел возможность такого ее шага. Наверное, тщеславие действительно ослепляет. Тщеславие – ахиллесова пята человека. Плюс к тому и тот факт, что Анна Шееле была нужна Эдварду и его сообщникам для претворения в жизнь их плана. Найти девушку, которая была бы так же похожа на Анну Шееле, вплоть до шрама в нужном месте, невероятно трудно. В «Лионском курьере», вспомнила Виктория, у Дюбока был шрам над бровью и деформированный мизинец [22]. Такие совпадения случаются крайне редко. Нет, это им, «сверхлюдям», нужна Виктория Джонс, машинистка, а не наоборот. И пока она нужна им, они в ее власти.

Автомобиль проехал по мосту, и Виктория с ностальгической грустью проводила взглядом Тигр. Дальше они катили по широкому пыльному шоссе. Виктория задумчиво перебирала четки.

В конце концов, отдаваясь внезапно нахлынувшей волне покоя, подумала она, я же христианка. А для христианина в сто раз лучше быть христианским мучеником, чем Царем Вавилонским. И, надо сказать, вероятность стать мученицей очень даже велика. Хорошо хотя бы, что ее не отдадут львам. Вот львов совсем не хотелось бы!

Громадный «Скаймастер» устремился к земле и совершил идеальную посадку. Мягко прокатившись по посадочной полосе, он остановился в назначенном месте. Пассажирам предложили спуститься. Летящих на Басру отделили от следующих на Багдад; последних ждала пересадка.

Их оказалось немного, всего лишь четверо: преуспевающий с виду иракский бизнесмен, молодой английский врач и две женщины. Все они прошли через пропускные пункты и ответили на заданные вопросы.

Первой была смуглая женщина с растрепанными, кое-как перехваченными косынкой волосами и усталым лицом.

– Миссис Понсфут Джонс? Гражданство британское? К мужу? Ваш адрес в Багдаде? Какую сумму денег имеете при себе?

И так далее. Потом ее место заняла вторая женщина.

– Грета Харден? Гражданство датское? Из Лондона? Цель визита? Массажистка в больнице? Адрес в Багдаде? Какую сумму денег имеете при себе?

Грета Харден была худенькой молодой блондинкой в темных очках. Довольно неряшливо нанесенная косметика, возможно, скрывала некий дефект на верхней губе. Одежда аккуратная, но немного поношенная.

Ее французский оставлял желать лучшего, так что некоторые вопросы приходилось повторять.

Четверым пассажирам объявили, что самолет на Багдад вылетает во второй половине дня. Их отвезут в гостиницу, где они смогут перекусить и отдохнуть.

Грета Харден сидела на кровати, когда в дверь постучали. Она открыла, и в комнату вошла высокая смуглолицая женщина в форме БОАК.

– Прошу прощения, мисс Харден. Будьте добры пройти со мной в офис БОАК. Небольшая проблема с вашим билетом. Сюда, пожалуйста.

Грета Харден проследовала за ней по коридору. На одной из дверей красовалась табличка с золотыми буквами – БОАК.

Открыв дверь, бортпроводница отступила, а когда Грета Харден вошла, быстро закрыла дверь снаружи и сняла табличку.

В комнате, за дверью, стояло двое мужчин. Схватив датчанку, они надели ей на голову что-то вроде мешка и засунули в рот кляп. Один закатал рукав и, достав шприц, сделал укол. Через несколько минут женщина обмякла и осела.

– Этого ей должно хватить по меньшей мере часов на шесть, – удовлетворенно констатировал молодой врач. – Теперь ваша очередь.

Он кивнул двум монахиням, сидевшим неподвижно у окна. Мужчины вышли из комнаты. Старшая из женщин подошла к Грете Харден и начала снимать с нее одежду. Вторая, помоложе, дрожащими руками стащила с себя рясу. Переодетую в монашеское облачение датчанку положили на кровать. Младшая монахиня надела чужую одежду.

Затем старшая монахиня занялась прической своей напарницы. Поглядывая на приставленную к зеркалу фотографию, она расчесала и убрала волосы назад, уложив локонами на шее. Потом, закончив работу, отступила и по-французски сказала:

– Совсем другое дело. Вас теперь не узнать. Наденьте темные очки – у вас слишком синие глаза… Вот так, замечательно.