Агата Кристи - Долгое прощание (сборник)

— Чепуха. Вы намеревались застрелиться. Вы не видели никакого кошмара, вы плавали в море жалости к самому себе. Никакого револьвера под подушкой у вас не было. Вы встали, достали оружие и снова легли в постель. Но я полагаю, у вас не хватило мужества. Вы выстрелили, не желая в себя попасть. Просто жалость к себе, дорогой мой, больше ничего. Сцена борьбы была превосходно разыграна. Она ведь не смогла бы отнять у вас револьвер, если бы вы сами этого не хотели.

— Я был нездоров,— возразил Роджер.— Но может быть, вы и правы. Что из этого следует?

— Вы увидите, что из этого следует. Вас надо поместить в психиатрическую больницу, и поверьте мне, что у людей, которые там командуют, столько же жалости, сколько у надсмотрщиков на принудительных работах в Джорджии.

Эйлин вдруг встала.

— Довольно! — резко сказала она,— Он действительно болен, вы же это знаете.

— Он хочет быть больным. Я только обратил его внимание на то, чего это будет ему стоить.

— Сейчас не время говорить об этом.

— Отправляйтесь в свою спальню.

Ее голубые глаза сверкнули.

— Что вы еще надумали?

— Идите, если не хотите, чтобы я позвонил в полицию. В таких случаях по закону нужно ставить полицию в известность.

Роджер усмехнулся.

— Да-да, позвоните в полицию! — сказал он.— Как вы сделали с Терри Леноксом.

Я не реагировал на его слова, я разглядывал Эйлин. Сейчас она казалась бессильной, разбитой, но еще более очаровательной. Вспышка гнева прошла. Я тронул ее руку.

— Все в порядке,— сказал я.— Он не будет этого делать во второй раз. Идите ловитесь.

Эйлин долго смотрела на мужа, затем ушла. Когда она скрылась из виду, я сел на край кровати, где раньше сидела она.

— Еще пару таблеток?

— Нет, спасибо. Я чувствую себя намного лучше.

— Ведь это правда, что я сказал про выстрел? Это был просто безумный спектакль?

— Более или менее. Думаю, что я вел себя легкомысленно.

— Никто вас не удержит, если вы решите покончить с собой. Это ясно и мне, и вам.

— Да.

Роджер все еще смотрел в сторону.

— Вы сделали то, о чем я вас просил,—насчет бумаги на пишущей машинке?

— Гм-м. Удивляюсь, как вы это помните. Это довольно безумная писанина. Смешно, но она идеально напечатана.

— Я всегда хорошо печатаю, трезвый или пьяный.., до известной степени, конечно.

— Не волнуйтесь из-за Канди! — сказал я.— Вы ошибаетесь, если считаете, что он вас не любит. И я ошибался, когда сказал, что вы никого не любите. Я просто хотел возмутить этим Эйлин, хотел рассердить ее.

— Почему?

— Сегодня вечером она уже теряла сознание.

Роджер покачал головой, у

— Эйлин никогда не теряет сознания»

— Значит, симулировала.

— Это ему тоже не понравилось.

— Что вы подразумевали под тем, чт;о из-за вас умер хороший человек? — спросил я.

Лицо его омрачилось.

— Это просто бессмыслица. Я же сказал вам, что видел сон...

— Я говорю о том, что было напечатано на машинке.

— Тоже сон.

— Что про вас знает Канди?

— Ах, оставьте вы это!—ответил Роджер и закрыл глаза.

Я встал и закрыл дверь.

— Вы не можете вечно угнетать себя этим, Роджер, Канди может быть шантажистом. Свободно может быть. Он может очень мило себя вести, но в то же время вытягивать у вас деньги. Что же тогда это — женщина?

— Вы подумали об этой обезьяне — Лоринге! — сказал Роджер, не открывая глаз.

— Нет, не о нем. А что у вас было с сестрой его жены — убитой?

Это был удар наугад, но он пробил брешь. Роджер широко открыл глаза, на его губах появилась пена.

— У вас... есть основания так думать? — медленно прошептал он.

— Основания не так легко найти, но вы сами навели меня на эту мысль.

Его голова стала метаться по подушке. Несмотря на принятый секонал, у него разыгрались нервы, лицо покрылось потом.

— Я не первый любящий муж, который изменял своей жене. Оставьте меня в покое, черт возьми! Оставьте меня в покое!

Я принес из ванной полотенце и вытер ему лицо. Я иронически усмехнулся над собой. Дождался, когда человек стал беспомощным, и накинулся на него, Он же был слаб и не мог защищаться.

— Поговорим об этом потом,— сказал я.

— Я не сумасшедший,— заявил Роджер.

— Вы только надеетесь, что не сошли с ума.

— Я живу в аду.

— Да, конечно, интересно только почему. Вот примите это!

Я дал ему новую таблетку секонала. Он облокотился, чтобы взять стакан, но промахнулся сантиметров на десять. Я подал стакан ему в руку. Он проглотил таблетку и запил водой, потом лег, и все душевные переживания отразились на его лице. Нос его заострился, и он стал похож на покойника. Сегодня он уже не сойдет вниз по лестнице, а возможно, и никогда не сойдет.

Когда его веки отяжелели, я вышел из комнаты. Тяжелый «веблей» оттягивал мой карман. Я хотел спуститься вниз и уехать домой. Дверь спальни Эйлин была открыта. Там было темно, но в свете луны я увидел ее силуэт. Она стояла у окна. Она что-то сказала, похоже, назвала чье-то имя, только не мое. Я подошел к ней тихо, как к больной.

— Не так громко,— сказал я.— Он опять заснул.

— Я знала, что ты придешь,—нежно сказала Эйлин.— Пусть даже через десять лет.

Я смотрел на нее большими глазами. Один из нас был пьян!

— Закрой дверь,— так же нежно сказала она.— Все эти годы я берегла себя для тебя.

Я повернулся и закрыл дверь. Эта мысль показалась мне совсем не такой плохой. Когда я повернулся, Эйлин стала падать на меня. Я поймал ее, больше мне ничего не оставалось делать. Она крепко прижалась ко мне. Ее волосы касались моего лица. Она раскрыла губы для поцелуя, затем опустила руки, что-то дернула, и халат ее упал на пол. Теперь она стояла совсем голая.

— Положи меня на кровать! — прошептала она.

Когда я поднял ее на руки, то почувствовал ее голое упругое тело и гладкую кожу. Я отнес ее и положил на кровать. Она обхватила меня за шею, из горла ее вырвался свистящий звук. Я начал терять голову. Не так уж часто получаешь подобные приглашения от такой . женщины.

Выручил меня Канди. Я услышал легкий шум, обернулся и увидел, как поворачивается ручка двери. Я подскочил к двери, открыл ее и выбежал. Мексиканец удирал вниз по лестнице. Остановившись на середине ее, он искоса посмотрел на меня, затем скрылся из виду. Я снова подошел к двери и закрыл ее, на этот раз снаружи. Женщина на кровати издала странный прерывистый звук. Очарование было разрушено.

Я спустился по лестнице, зашел в кабинет, налил себе виски и стал пить. Потом прислонился к стене. В желудке моем горело, и вскоре алкоголь ударил мне в голову. Комната стала наполняться туманом, мебель поплыла, а свет лампы казался открытым огнем. Я лег на кожаную кушетку, положил на грудь бутылку и стал ею балансировать. Кажется, она была пустая. Потом бутылка покатилась и грохнулась на пол. Это было последнее, что я ясно запомнил.