Агата Кристи - Долгое прощание (сборник)

Он пожал плечами.

— Так могло быть, сеньор. Требовались только деньги и влияние. Это было бы возможно, если бы тот сеньор Менендец был в хороших отношениях с видными людьми в Отатоклане, например с алькальдом, владельцем отеля и т. д.

— Ну, ведь и это возможно. Идея очень хорошая. Этим и объясняется, почему они выбрали себе такое захолустное маленькое местечко, как Отатоклан.

Он засмеялся.

— Значит, сеньор Ленокс может быть еще жив, не так ли?

— Конечно. Самоубийство было надувательством, основанным на признании. Оно было так хорошо инсценировано, что удалось провести за нос^двоката, который раньше был окружным прокурором. Этот Менендец не такой уж дикарь, каким себя изображает, но у него хватило дикости ударить меня револьвером по лицу за то, что я не убрал своих рук от этого дела. Итак, у него были на то причины. Если бы надувательство выплыло наружу, то Менендец оказался бы в центре международного скандала. А мексиканские полицейские не более бесчестны, чем наши.

— Все это возможно, сеньор, я это хорошо знаю. Но вы упрекнули меня во лжи. Вы сказали, что я не входил в комнату сеньора Ленокса, чтобы взять у него письмо.

— Вы уже были там, дорогой мой.., и писали это письмо.

Он поднял руку и снял зеленые очки. Глаза человека никогда не изменяют цвета.

— Я полагаю, что сейчас немного рано идти пить гимлит,— сказал он.

В Мехико-Сити с ним проделали прекрасную работу. Почему бы и нет? Там врачи, техники, больницы, художники и архитекторы ничуть не хуже наших. Иногда даже немного лучше. Именно работник мексиканской полиции разработал парафиновый тест для выявления пыли нитратов после выстрела. Они не могли полностью изменить лицо Терри, но многого добились. Они даже изменили форму его носа, удалив кусочек носового хряща, так что Терри стал немного курнос. Им не удалось ликвидировать все следы шрамов, и они сделали ему новые на другой стороне лица. Шрамы от ударов ножом — обычное явление в латиноамериканских странах.

— Мне сделали здесь даже пересадку нерва,— сказал Терри, потрогав раненую сторону лица.

— То, что я рассказал вам, до некоторой степени верно? — спросил я.

— Довольно точно. Не совпадают несколько мелочей, по это не так важно. Все произошло очень быстро и иногда импровизировалось, так что я порой не понимал, что происходило. Мне говорили, что я должен сделать то, потом другое и не оставлять никаких следов. Менди был против того, чтобы я писал вам письмо, но я настоял. Он немного недооценил вас. Маленькую загвоздку с почтовым ящиком он совсем не заметил.

— Вы знали, кто убил Сильвию?

Терри не дал прямого ответа.

— Слишком тяжело переживать такую жестокость, даже если жена не много значила.

— Мир жесток. Харлан Поттер принимал в этом участие?

Терри усмехнулся.

— Разве он похож на человека, способного раскрыть карты? Не думаю. Я полагаю, он считает меня мертвым. Кто мог рассказать ему что-нибудь другое, если только вы этого не сделали?

— То, что я ему рассказал, можно завернуть в травинку. Что теперь поделывает Менди?

— Дела его неплохи, он сейчас в Акапулько. Благодарен Рэнди за то, что так дешево отделался. Менди не так плох, как вы думаете. У него доброе сердце,

— Как у змеи.

— Ну, как насчет нашего гимлита?

Не ответив ему, я встал и подошел к сейфу. Повертев запор, я достал оттуда портрет Мэдисона и пять сотенных банкнот, пахнувших кофе. Я положил деньги на стол и убрал в карман пять сотен.

— Эти деньги я возьму. Я довольно много потратил на справки. С портретом Мэдисона я забавлялся, это доставляло мне удовольствие. Но теперь заберите его.

Я положил банкноту перед Терри на стол. Он посмотрел на нее, но не тронул.

— Она принадлежит вам,— сказал Терри.— У меня денег достаточно. Оставьте ее себе, вы можете бросить заниматься делами.

— Я знаю. После того как Эйлин убила своего мужа и осталась безнаказанной, она считала, что станет жить лучше. Он для нее не имел большого значения. Просто человеческое существо с плотью, кровью и душой. Кроме того, он знал, что произошло, и ему трудно было жить с таким грузом на плечах. Он писал романы. Возможно, вы о нем слышали.

— Видите ли, я не мог поступить иначе, мне больше ничего не оставалось делать,— медленно проговорил Терри.— Я не хотел, чтобы кто-нибудь сильно пострадал. У меня не было надежды выбраться из этого ужасного дела. И потом, так быстро нельзя все правильно оценить. Как я должен был поступить?

— Не знаю.

— Она была на грани безумия. Вероятно, она все равно убила бы его.

— Возможно.

— Ну, расшевелитесь же немножко! Пойдемте выпьем по бокалу в каком-нибудь прохладном тихом месте.

— Сейчас у меня нет времени, сеньор Майоранос.

— Мы ведь были хорошими друзьями,— грустно сказал он.

— Так ли это? Наверно, я забыл. Мне кажется, это было с другим человеком. Вы теперь постоянно живете в Мексике?

— Да, я приехал сюда нелегально. Меня, собственно, здесь нет. Я вам рассказывал, что вырос в Солт-Лейк-Сити. Родился я в Канаде, в Монреале. Скоро буду мексиканским гражданином. Нужно только иметь хорошего адвоката. Мексика всегда мне нравилась. Если мы выпьем гимлит у «Виктора», это не будет большим риском.

— Уберите деньги, сеньор Майоранос! К ним прилипло слишком много крови.

— Вы ведь небогатый человек.

— Откуда вы знаете?

Он взял банкноту и небрежно сунул ее в карман. Потом закусил губу ослепительно белыми зубами, особенно выделяющимися на темной коже.

— Я не мог рассказать вам большего в то утро, когда вы отвезли меня в Тихуану. Я дал вам возможность позвонить в полицию и заявить обо мне.

— Я не считаю вас плохим человеком. Долгое время я вообще не мог вас понять. У вас хорошие манеры и милые черты характера, но что-то было не в порядке. У вас есть свои взгляды на жизнь, но они не связаны с какими-либо моральными представлениями. Вы были милым парнем, ибо таким были по природе. Но вы чувствовали себя так же хорошо с подлецами и мошенниками, как и с порядочными людьми. Лишь бы эти мошенники хорошо говорили по-английски и умели вести себя за столом. Вы, собственно, дезертир. Я думал, что виной этому война, потом стал думать, что, возможно, вы такой от рождении.

— Я не понимаю этого,— сказал Терри.— В самом деле не понимаю. Я хотел отблагодарить вас, но вы не желаете. Я не могу рассказать вам больше того, что уже рассказал.

— Это величайший комплимент, какой мне только делали.

— Я рад, что чем-то вам понравился. Я попал в тяжелое положение и случайно познакомился с людьми, которые знали, как из него выбраться. Они по моей вине попали в армию и долгое время были на войне. И там я, наверно, единственный раз в жизни инстинктивно, как мышь, совершил правильный поступок. А когда мне понадобилась их помощь, они помогли мне. И бесплатно. Вы не единственный человек на свете, Марлоу, на котором нет ярлыка с пеной.