Агата Кристи - Долгое прощание (сборник)

Около полудня мы прибыли на Мадейру. Я была еще слишком слаба, чтобы двигаться, но мне нравилось смотреть на живописно одетых торговцев, которые появились в большом количестве и разложили свои товары по палубе. Они принесли с собой много цветов. Зарывшись с головой в огромный букет из свежих фиалок, я почувствовала себя совсем хорошо. Я уже подумала о том, что, пожалуй, могла бы продолжать путешествие. Когда стюардесса говорила мне, что бульон из цыпленка очень вкусен, я только слабо улыбалась. Но когда она принесла его мне, я действительно получила большое удовольствие.

Моя прелестная пассажирка сошла на берег. Обратно она вернулась в сопровождении высокого человека с мужественным лицом, темной шевелюрой и бронзовым от загара лицом, которого я уже раньше видела на палубе. Я сразу заметила, что он похож на «сильного, молчаливого жителя Родезии». Ему было около сорока, и седина уже начала пробиваться на его висках. Он резко выделялся внешне среди пассажиров парохода. Когда стюардесса принесла мне теплый плед, я спросила ее, знает ли она, кто эта женщина.

— Это очень известная в высшем обществе леди — миссис Кларенс Блейр. Вы, наверно, читали о ней в газетах?

Я посмотрела на незнакомку с удвоенным интересом. Миссис Блейр была действительно известна как одна из самых великосветских женщин Англии. Я уже давно заметила, что она все время находится в центре внимания. Множество людей изо всех сил старались познакомиться с ней, пользуясь тем, что на пароходе можно было не придерживаться обычного в таких случаях этикета. Мне очень нравилось, как миссис Блейр пресекала все эти попытки. Она, казалось, отдавала предпочтение сильному, молчаливому человеку, и он, видимо, умел это ценить. На следующее утро, к моему удивлению, миссис Блейр, сделав несколько кругов по палубе со своим внимательным спутником, остановилась около моего кресла.

— Сегодня, милая, вы чувствуете себя лучше? — Я поблагодарила ее и сказала, что сегодня чувствую себя почти человеком,—Вчера вы выглядели очень больной. Полковник Райс и я решили, что мы получим удовольствие от похорон на море, но вы разочаровали нас.

Я рассмеялась.

Пребывание на воздухе очень помогло мне.

— Только свежий воздух лечит,— сказал полковник Райс, улыбаясь.

— Эти душные каюты могут убить кого угодно,— решительно заявила миссис Блейр, опускаясь в кресло рядом со мной и отпуская поистине королевским кивком головы своего компаньона.— Ваша каюта наверху, я надеюсь?—Я покачала головой,—Дорогая моя девочка! Почему же вы не поменяете ее? Имеется масса пустых комнат. Многие сошли на Мадейре, и пароход почти пуст. Поговорите об этом с администратором. Он очень приятный юноша! Мне он предоставил чудную каюту, так как мне не понравилась та, в которую меня поместили сначала. Поговорите с ним, когда пойдете завтракать.

Я содрогнулась.

— Я же не могу двигаться.

— Не глупите. Вставайте и давайте прогуляемся вместе.

Она ободряюще смотрела на меня. Встав на ноги, я почувствовала себя сначала очень неуверенно, но, после того как прошлась несколько раз по палубе, мне стало гораздо лучше. Вскоре к нам присоединился полковник Райс.

— С другой стороны палубы можно увидеть большой пик Тенерифе,— сказал он.

— А могу я сфотографировать его, как вы думаете? — спросила миссис Блейр.

— Вряд ли. Но вы, конечно, не удержитесь.

Миссис Блейр засмеялась.

— Вы злой. Некоторые мои фотографии очень хороши.

— Да, пожалуй, три-четыре из сотни.

Мы пошли на противоположную сторону палубы. Вдали, окутанная розовым туманом, вся покрытая блестящим, мерцающим снегом, поднималась вершина Тенерифе.

Я не смогла сдержать восторга. Миссис Блейр побежала за фотоаппаратом. Она не обращала внимание на саркастические реплики полковника Райса и энергично огрызалась. Вдруг на лице ее появилось огорченное выражение.

— У меня кончилась пленка!..

— Мне всегда нравится видеть ребенка с новой игрушкой,— немедленно отреагировал полковник.

— Вы очень жестоки, но у меня есть другая пленка.— Торжествуя, она вынула из кармана своего свитера рулончик. Тут пароход сильно качнуло. Потеряв равновесие, она схватилась за перила и выронила рулон из рук.— Ой,— воскликнула миссис Блейр с ужасом.— Упала за борт!

— Быть может, вам посчастливилось, и она задержалась на нижней палубе,— флегматично сказал полковник.

Маленький мальчик, незаметно приблизившись к нам, оглушительно протрубил в рожок.

— Второй завтрак,— объявила миссис Блейр с радостью. Она, казалось, уже забыла о своей потере. Я ничего не ела с утра, за исключением двух чашек бульона.— Второй завтрак, мисс Беденфельд.

— Хорошо,— сказала я неуверенно.— Кажется, я тоже чувствую голод.

— Прекрасно, я знаю, вы сидите за столом администратора. Поговорите с ним насчет каюты.

Я спустилась вниз в салон и осторожно начала есть, а закончила тем, что уничтожила огромное количество пищи. Мой вчерашний знакомый администратор поздравил меня с выздоровлением.

— Сегодня все меняют каюты,— сказал он и пообещал исполнить мою просьбу без задержки.

За столом сидело четыре пассажира. Я, две пожилые леди и миссионер, который много говорил о «наших бедных черных братьях». Я посмотрела на другие столы. Миссис Блейр сидела за столом капитана. Рядом с ней полковник Райс. По другую сторону капитана сидел человек с весьма запоминающейся внешностью. Зрительно я знала уже многих пассажиров, но этого не видела ни разу. Если бы он хоть раз попал в поле моего зрения, то не остался бы незамеченным. У него была такая зловещая физиономия, что я невольно испугалась. Я спросила про него администратора.

— О, это секретарь сэра Юстуса Педлера. Он очень страдал от морской болезни, бедняга, и не выходил на палубу. У сэра Юстуса два секретаря. И море безжалостно обошлось с обоими. Второй не выходит до сих пор. Имя этого секретаря — Пагетт.

Итак, сэр Юстус Педлер, владелец Милл-хауза, находился на пароходе. Возможно, это простое совпадение, и все же...

— А вот и сэр Юстус,— продолжал мой собеседник.— Сидит рядом с капитаном. Напыщенный старый осел!

Чем больше я всматривалась в секретаря, тем меньше он мне нравился. Его очевидная бледность, глаза с тяжелыми веками, казалось, скрывающие что-то, удивительно плоская голова — все это вызывало во мне отвращение. Покинув салон одновременно с ним, я невольно услышала его разговор с сэром Юстусом.

— Я позабочусь о каюте, хорошо? В вашей невозможно работать. Это обилие чемоданов...

— Дорогой мой,— прервал его сэр Юстус.— Моя каюта предназначена, во-первых, для того, чтобы я спал в ней, и, во-вторых, чтобы я там одевался. И уж по крайней мере не для того, чтобы вы завели щелканье своей пишущей машинкой.