Джон Ле Карре - Шпионское наследие

Мужчина был худой, седоватый, за пятьдесят, и я бы его узнал, если бы снова увидел. На нем были черная фуражка и старое пальто офицера вермахта без знаков отличий.

Стрелки часов показывали 15.30, а в это время Барни уже должен отдыхать, поэтому мы собрали вещи, и дети побежали вперед к машине, а за ними с лаем пустился Лофтус.

Добежав до машины, они бросили корзинку и в испуге помчались обратно с криками, что какой-то хулиган открыл водительскую дверцу и «навсегда украл папину камеру!» (Люси).

Водительская дверца действительно оказалась открытой, а ручка сломанной, но моя старая кодаковская камера, которую я забыл в бардачке, лежала на месте. Не были украдены ни мое пальто, ни продукты, ни другие товары из магазина «Наафи», который, как ни странно, работал 1 января.

Взломщик не только ничего не украл, он еще, как выяснилось, оставил рядом с моей камерой оловянную табакерку из Мемфиса. Внутри был никелевый картридж, в котором я сразу узнал капсулу для микропленки от камеры «Минокс».

Поскольку сегодня выходной день и так как я недавно прошел курс оперативной фотосъемки, я решил, что у меня пока нет достаточных оснований тревожить дежурного офицера Центра. Приехав домой, я сразу же проявил пленку в ванной комнате без окон, используя полученное от Службы оборудование.

В 21.00, изучив под лупой около ста кадров, я связался с замглавы Центра [Лимасом], и он приказал мне незамедлительно доставить материал в штаб и подготовить письменный отчет, что я сразу и сделал.

Я полностью признаю задним числом, что должен был сразу отвезти пленку в берлинский Центр для проявки в фотолаборатории и что я как стажер нарушил правила безопасности и мог нанести большой вред, проявляя пленку в домашних условиях. В надежде смягчить приговор хочу лишь повторить, что сегодня праздничный день и мне не хотелось беспокоить Центр ложной тревогой, к тому же я прошел в Сарратте курс оперативной фотосъемки и получил высшие отметки. Тем не менее я искренне сожалею о своем решении и хочу подчеркнуть, что это послужило для меня уроком.

И ниже возмущенная приписка Алека, обращенная к главе Секретной службы Смайли:

Джордж, этот юный идиот скопировал материал для Лондонского управления раньше, чем мы смогли его остановить. Учи их после этого. Попробуй между делом внушить П. Аллелайну, Б. Хейдону, Т. Эстерхейзи, сучке Рою Бланду и всей компании, что это была ложная информация: мол, низкосортные сплетни, предпринимать ничего не нужно и т. д.

Но Алек был не из тех, кто сидит сложа руки, тем более когда на карту поставлена его карьера. Ему предстояло перезаключение контракта с Цирком, для полевого агента он был уже староват и питал радужные надежды на уютное кресло в Головном офисе, что объясняет некоторые сомнения Смайли в отношении действий Алека, высказанные им в следующем отчете:

Г/Секрет., Мэрилебон [Смайли], Хозяину. Прочитать и уничтожить. Лично в руки. Объект: АЛ, Г/Секрет. Берлин

Написано от руки безукоризненным почерком Джорджа:

Х., вы удивитесь, как удивился я, когда АЛ появился у меня в Челси вчера без предупреждения в десять вечера. Так как Энн проходит курс лечения, я был дома один. От него — не в первый раз — попахивало, но пьян он не был. Он настоял на том, чтобы я сразу отключил телефон в гостиной, и, несмотря на жуткий холод, предложил поговорить в оранжерее, поскольку «в стекле жучок не спрячешь». Потом он признался, что прилетел днем из Берлина гражданским самолетом, чтобы не засветиться в РАФ [12] RAF — ВВС Великобритании. (Прим. перев.) , — он уверен, что все рейсы отслеживает Лондонское управление. По этой же причине он больше не доверяет курьерам Цирка.

Для начала он пожелал узнать, сбил ли я Лондон со следа (его выражение) в отношении материалов по Кёпенику. Я ответил, что, по-моему, мне это удалось. Как известно, берлинский Центр завалили предложениями о никому не нужном волонтерстве.

Потом он достал из кармана сложенный листок бумаги и пояснил, что это его личное заключение по поводу материалов, содержащихся в кёпеникских кассетах. Ни тайного, ни явного сообщника у него нет.

У меня перед глазами возникают одновременно две картины: Джордж и Алек, приникшие друг к другу в холодной оранжерее на Байуотер-стрит; и Алек накануне, один-одинешенек, склонившийся над старой пишущей машинкой «Оливетти» и бутылкой скотча в прокуренном подвальном кабинете, расположенном в бывшем Доме германского спорта в Западном Берлине. Результат его трудов лежит передо мной: грязная машинописная страница в прозрачном файлике с пометкой «сбор разведывательных данных», и выглядит это так:

1. Протокольное совещание КГБ с разведслужбами Восточного блока, Прага, 21 дек. 1957 г.

2. Имена и звания офицеров КГБ, базирующихся в странах Восточного блока и связанных с директоратом Штази, данные на 5 июля 1956 г.

3. Действующие главные агенты Штази в Субсахарской Африке.

4. Имена, звания и клички всех офицеров Штази, проходящих обучение в КГБ СССР.

5. Местоположение шести новых секретных советских органов связи в ГДР и Польше, данные на 5 июля 1956 г.

Следующая страница возвращает меня к протокольному отчету Смайли на имя Хозяина, написанному убористым почерком без единой помарки:

Далее история Алека выглядит так. После сенсационного признания де Йонга (если принять это за чистую монету) Алек каждую неделю сопровождал синюю «вольво» с семьей де Йонга и собакой. Он клал в свой бардачок пятьсот долларов и детскую книжку-раскраску с номером своего телефона в берлинском Центре, бросал на заднее сиденье рыболовные снасти (я впервые узнаю, что Алек увлекается рыбалкой, и склонен в этом усомниться), приезжал в Кёпеник и парковался в том же месте и в то же время, что и де Йонг. После чего, сопровождаемый собакой, выходил на берег, закидывал удочку и ждал. На третий раз ему повезло: пятьсот долларов и книжку-раскраску с телефонным номером забрали, а вместо них появились две кассеты.

Через пару дней ему позвонил вечером по прямой линии мужчина, который не назвал своего имени, но сказал, что рыбачит в Кёпенике. Алек назначил ему встречу на завтра в 19.20, на Курфюрстендамм, у такого-то дома, а в левой руке он должен держать «Шпигель» за прошлую неделю.

В результате трефф [секретная встреча, этот термин позаимствован из сленга немецких шпионов] состоялся в микроавтобусе «фольксваген», за рулем которого сидел де Йонг, и продолжался восемнадцать минут. Поначалу Мэйфлауэр, как Алек не совсем удачно окрестил информатора, отказался назвать свою настоящую фамилию и утверждал, что кассеты ему передал «друг из Штази», чье имя он не вправе разглашать. Я всего лишь добровольный посредник, твердил он, и делаю это из идеологических, а не из корыстных соображений.