Джон Ле Карре - Шпионское наследие

Но Алека это не устроило. Информация без ссылок на источники, да еще через анонимного посредника — этого добра на рынке завались. На таких условиях сделка не состоится. В конце концов — после настоятельных требований Алека, как он заверяет, — Мэйфлауэр достал из кармана визитную карточку, где было указано «Карл Римек, доктор медицины» и адрес госпиталя Шарите в Восточном Берлине, а на оборотной стороне вписан от руки адрес в Кёпенике.

Алек убежден, что доктору Римеку важно было понять, какова цена его источника, прежде чем самому открыться, и через десять минут он отбросил всякие опасения. Но не будем забывать о том, что Алек ирландец.

Отсюда напрашивающиеся вопросы

Даже если доктор Римек тот, за кого он себя выдает, кто его волшебный источник информации?

Не очередная ли это затейливая ловушка Штази?

Или — как мне ни больно такое предположить — мы имеем дело с домашней кашей, которую заварил сам Алек?

Выводы

Алек просит — я бы сказал, с некоторым напором — разрешения продолжать разработку Мэйфлауэра, не подвергая его обычным проверкам и экскурсам в прошлое, что, по нашим правилам, невозможно без подключения и содействия Лондонского управления. Суть его опасений известна нам обоим, и, рискну предположить, мы с вами в какой-то степени их разделяем.

Алек же не скрывает своих подозрений. Вчера после третьего скотча он назвал сотрудницу Цирка Конни Сакс двойным агентом московского Центра, а Тоби Эстерхейзи — ее подручным. Его теория, основанная всего лишь на интуиции, подогреваемой выпитым виски, заключается в том, что эту парочку поймали в разгар сексуальной folié à deux [13] Зд.: любовное безумство (фр.). , чем русские их и шантажировали. В два часа ночи мне наконец удалось уложить его в постель, а в шесть утра я застал его на кухне, где он готовил себе бекон с яйцом.

Вопрос: что делать дальше? Взвесив «за» и «против», я склоняюсь к тому, чтобы дать ему еще один шанс с Мэйфлауэром (а значит, и с таинственным источником в Штази) на его условиях. Как мы оба знаем, его дни в поле сочтены, хотя он очень рассчитывает на пролонгацию. Но мы также знаем, что самое трудное в нашей работе — это доверие. Полагаясь исключительно на свой инстинкт, Алек свято верит в чистоту Мэйфлауэра. Это может быть как вдохновенным наитием опытного ветерана, так и последней зацепкой стареющего офицера-полевика, стоящего перед естественным концом карьеры.

Со всем уважением рекомендую позволить ему продвинуться в понимании сути дела.

Но Хозяина не так-то просто убедить, о чем свидетельствует нижеследующий обмен посланиями.

Хозяин — ДжС: Очень похоже на то, что Лимас гребет под себя. Какие есть еще резоны? Почему мы не можем проверить данные в тех местах, которые Лимас считает чистыми?

ДжС — Хозяину: Я под вымышленным предлогом проконсультировался по отдельности с Форин-офисом и с Министерством обороны. И те и другие оценили материал положительно и не считают его сфабрикованным. Конечно, вариант, что это маленькая прелюдия к большому обману, тоже не исключен.

Хозяин — ДжС: Странно, что Лимас не проконсультировался с главой берлинского Центра. Закулисные маневры не идут на пользу Службе.

ДжС — Хозяину: К сожалению, Алек придерживается мнения, что его начальник — за Лондонское управление и против Секретки.

Хозяин — ДжС: Я не могу лишить себя целой когорты первоклассных сотрудников на основании недоказанного предположения, что один из них гнилое яблоко.

ДжС — Хозяину: Боюсь, что Алек смотрит на Лондонское управление как на прогнивший сад.

Хозяин — ДжС: Тогда я бы его самого подрезал секатором.

Следующее послание Алека совершенно не похоже на предыдущее: текст аккуратно отпечатан, а прозаический стиль явно превосходит его способности. В роли личного секретаря Алека я сразу представляю Стаса де Йонга, выпускника-отличника в области современных языков. Так что теперь я мысленно вижу парня под сто девяносто, склонившегося над пишущей машинкой в прокуренном подвале берлинского Центра, а Алек вышагивает рядом, дымя своей мерзкой русской сигаретой и надиктовывая хлесткие ирландские ругательства, которые де Йонг благоразумно опускает.

Отчет о встрече, 2 февраля 1959 г. Место: берлинский конспиративный дом К 2 . Присутствовали: ЗГ / берлинского Центра Алек Лимас (Пол) и Карл Римек (Мэйфлауэр)

Источник Мэйфлауэр . Второй трефф. Сверхсекретно, лично, АЛ для Г / Секрет., Мэрилебон

Источник Мэйфлауэр, известный элите ГДР как «доктор из Кёпеника», по схожему названию пьесы Карла Цукмайера [14] Имеется в виду пьеса Карла Цукмайера «Капитан из Кёпеника» (Der Hauptmann von Köpenick). (Прим. ред.) , является лечащим врачом для избранного круга высокопоставленных членов СЕПГ [Социалистическая единая (т. е. коммунистическая) партия Германии], руководителей Штази и их семей, причем некоторые из них живут на виллах и в апартаментах на берегу Кёпеникского озера. Его левые убеждения не вызывают сомнений. Его отец Манфред, коммунист с начала тридцатых годов, вместе с Тельманом участвовал в Гражданской войне в Испании, а позже вступил в подпольную антигитлеровскую сеть «Красная капелла». Во время войны 1939–1945 гг. Мэйфлауэр передавал подпольные материалы для отца, которого гестапо повесило в концлагере Бухенвальд в 1944 году. Таким образом, Манфред не дождался революции в Восточной Германии, зато его сын Карл в память об отце стал ее пламенным адептом. Блестяще окончив школу, изучал медицину в Йене и Праге. Получил диплом с отличием. Не удовлетворенный выматывающей работой в восточноберлинской больнице, открыл прием на дому в Кёпенике, где живет с престарелой матерью Хельгой. Такая неформальная хирургическая практика для избранных пациентов.

Как надежный представитель гэдээровской элиты Мэйфлауэр также получает медицинские поручения деликатного характера. Допустим, высокопоставленный чиновник СЕПГ во время дальней командировки заразился венерическим заболеванием и хочет сохранить это в тайне от начальства. Мэйфлауэр оформляет по его запросу ложный диагноз. Или узник Штази во время допроса умер от сердечного приступа, но медицинское заключение говорит о другом. Или важный для Штази заключенный должен подвергнуться пыткам. От Мэйфлауэра требуется проверить его психологическое и физическое состояние и дать оценку выносливости.

С учетом всех этих обязанностей Мэйфлауэру был придан статус Geheime Mitarbeiter (тайный сотрудник), или сокращенно ГМ, что обязывает его ежемесячно отчитываться перед своим непосредственным куратором в Штази, Урсом Альбрехтом, «функционером без особого воображения». Мэйфлауэр утверждает, что его отчеты «избирательны, преимущественно надуманны и не имеют никаких последствий». В свою очередь Альбрехт говорит ему, что он «хороший врач, но бездарный шпион».