Агата Кристи - Печальный кипарис

— Если обвинение убедило вас, что обвиняемая и только она одна совершила преступление, ваш долг — объявить ее виновной.

Если альтернативная версия, выдвинутая защитой, возможна и согласуется с известными фактами, обвиняемая должна быть оправдана.

Настоятельно призываю вас обдумать приговор тщательно и всесторонне, опираясь исключительно на факты, предложенные вашему вниманию.

Элинор вновь привели в суд.

В зал гуськом вошли присяжные.

— Господа присяжные, вынесли ли вы приговор?

— Да.

— Взгляните на обвиняемую и скажите, виновна она или невиновна.

— Невиновна…

Элинор вывели через боковую дверь. Она смутно узнавала лица, радостно улыбающиеся ей… Родди… Детектив с большими усами… Но обратилась она к Питеру Лорду:

— Я хочу уехать отсюда.

И вот теперь оба они в автомашине, уносящейся прочь из Лондона. Молодой врач ничего не говорил, и Элинор наслаждалась этим молчанием, как наивысшим благом, Внезапно она заговорила сама:

— Мне хотелось бы куда-нибудь, где тихо и где нет… Человеческих лиц…

— Все устроено. Вы едете в санаторий. Тихое зеленое местечко. Никто не будет беспокоить вас там.

Девушка благодарно кивнула. Она хотела забыть, забыть все. Прошлое ушло, исчезло, испарилось — вся прежняя жизнь с прежними чувствами. Она сама была каким-то новым, беззащитным и напуганным существом, начинающим все заново.

Они ехали уже через предместье. Элинор вновь заговорила:

— Это все вы, вы…

— Нет, это Пуаро. Он просто маг и волшебник.

Элинор упрямо покачала головой.

— Это вы. Вы заставили его сделать это…

Лорд усмехнулся.

— Пожалуй, что и заставил. Девушка спросила:

— Вы знали, что я не делала этого, или?..

Он ответил просто:

— Я так не был уверен до конца.

— Из-за того, что я почти сказала «виновна» тогда, в самом начале Но, видите ли, я ведь думала об этом… Когда я купила паштет и готовила сандвичи, я словно играла сама с собой в какую-то страшную игру и твердила мысленно: «Вот я подмешиваю в сандвичи яд, она Съест их и умрет — и тогда Родди вернется ко мне».

Врач понимающе улыбнулся.

— Такое бывает, и это даже неплохо. Вы даете выход своим чувствам в такой игре, и ни до чего серьезного дело не доходит.

Элинор подтвердила:

— Правда. Я внезапно словно стряхнула с себя какое-то наваждение. Когда эта женщина упомянула о розах близ сторожки, я будто очнулась и вновь стала нормальным человеком.

— Видите ли, — объяснил медик, — думать об убийстве совсем не то, что замышлять его. Если вы долго думаете об убийстве, обязательно наступит такой момент, когда все лучшее, человеческое в вас возьмет верх, и вы поймете, что все это, в сущности, просто глупо.

Внезапно на глазах Элинор выступили слезы.

— Знаете, там, в суде, я иногда смотрела на вас, и это придавало мне мужества. Вы выглядели таким… таким обыкновенным. О, простите, я, кажется, уже начинаю грубить…

Он вновь улыбнулся.

— Я понимаю. Когда на тебя обрушивается кошмар, единственная надежда — уцепиться за что-нибудь обыкновенное. Да и вообще я считаю, обыкновенные вещи — самые лучшие.

Впервые за все время, проведенное в машине, Элинор повернула голову и взглянула на своего спутника.

«Какое милое у него лицо, — подумала она, — милое, забавное и надежное, что ли…» Наконец они приехали. На холме перед ними высилось белое здание спокойных, гармоничных очертаний

— Вам будет хорошо здесь, — сказал Питер Лорд.

— Никто вам не будет досаждать.

Неожиданно она положила ладонь на его руку.

— А вы будете навещать меня?

— Разумеется.

— Часто?

— Так часто, как вы захотите.

— Тогда, пожалуйста, приезжайте как можно чаще.

— Теперь вы видите, друг мой, — наставительно говорил Эркюль Пуаро, — что ложь, которую преподносят вам люди, столь же полезна, как и правда.

— Неужели вам лгал каждый? — удивился Питер Лорд.

Пуаро кивнул.

— О да! А единственный человек, для которого правда была превыше всего, приводил меня в замешательство больше всех других.

— Сама Элинор… — пробормотал врач.

— Она самая. Все указывало на нее как на убийцу, а она, признав себя виновной в стремлении к убийству, если не в самом убийстве, готова была отказаться от унизительной, по ее мнению, борьбы и взять на себя вину за преступление, которого не совершала. Она вынесла себе обвинительный приговор, ибо судила себя строже, чем это сделало бы большинство людей на ее месте.

— Да, она такая, — задумчиво подтвердил Лорд. Пуаро продолжал:

— С первого момента моего расследования существовала явная возможность того, что Элинор Карлайл все-таки виновна. Но я помнил об обещании, данном вам, и со временем обнаружил, что серьезные улики существуют и против другого лица.

— Сестры Хопкинс?

— Сначала нет. Прежде всего мое внимание привлек Родерик Уэлман. И тут мои подозрения были вызваны ложью с его стороны. Он сказал мне, что покинул Англию 9 июля и вернулся 1 августа. Но сестра Хопкинс случайно упомянула о том, что Мэри Джеррард уехала в Лондон 10 июля, спустя день после того, как Родерик Уэлман покинул Англию. Так когда же у Мэри Джеррард была встреча с Родериком Уэлманом в Лондоне? Я воспользовался услугами моего друга — взломщика — и, ознакомившись с паспортом Уэлмана, установил, что он был в Англии с 25 по 27 июля. Значит, в этом случае он сознательно солгал.

Ни на секунду я не забывал о том островке времени, когда блюдо с сандвичами оставалось в буфетной, а Элинор Карлайл была в сторожке. Но я понимал, что при этом варианте намеченной жертвой должна быть сама Элинор Карлайл, а не Мэри Джеррард. Был ли у Родерика Уэлмана побудительный мотив для убийства мисс Карлайл? Да, и очень веский. Она завещала ему все свое состояние, и мне удалось выяснить, что Уэлман мог знать об этом факте.

— И почему же вы решили, что ев невиновен?

— Из-за еще одной лжи и при этом лжи мелкой и глупой. Сестра Хопкинс сказала, что оцарапалась о розовый куст и шип остался у нее в руке. Но я отправился туда, увидел куст — на нем не было никаких шипов… Следовательно, сестра Хопкинс солгала и солгала настолько глупо и на первый взгляд бесцельно, что это привлекло к ней мое внимание. Я призадумался насчет сестры Хопкинс, мысленно еще раз проанализировал ее показания и понял нечто, до чего не додумался раньше: сестра Хопкинс что-то знала о Мэри Джеррард и очень хотела, чтобы это «что-то» всплыло наружу.

Лорд был удивлен.

— Я думал, дело обстояло как раз наоборот.

— Это только казалось. Она превосходно играла роль человека, что-то знающего, но желающего это «что-то скрыть. Пораскинув мозгами, я увидел, что каждое произнесенное ею слово преследовало диаметрально противоположную цель. Моя беседа с О’Брайен подтвердила это предположение. Было ясно, что сестра Хопкинс ведет какую-то свою игру. Я сопоставил две лжи: ее и Родерика Уэлмана. Могла ли какая-то из них иметь вполне невинное объяснение.