Энтони Гилберт - Убийство на Брендон-стрит. Выжить тридцать дней

© The Beneficiaries of the Estate of Lucy Malleson, 1942, 1943

© Перевод. И. Моничев, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

Летом 1940 года самолеты «Люфтваффе» бомбили Лондон. Одна бомба упала в районе Эрлс-Корт, неподалеку от дома номер 1 на Брендон-стрит, где в просторной квартире жил известный адвокат мистер Артур Крук. Увидев повсюду груды обломков, битого стекла и щебня, перегородивших дорогу и оборвавших телефонные провода, обитательница нижнего этажа поспешно собрала свои вещи и уехала из города. Съемщица квартиры номер 2 с самого начала войны в Лондоне не находилась, а поскольку арендную плату полагалось вносить в любом случае, риелторы недолго раздумывали и решили сдать помещение в субаренду. Однако вызывало сомнение, сумеют ли они найти другого жильца.

Двухуровневая квартира первого этажа, состоявшая из жилых комнат и цокальных помещений, сдавалась некоей мисс Берте Симмонс Фицпатрик, державшейся особняком и сторонившейся людей. Ради спасения Отечества она присоединилась к молчаливым помощникам Черчилля и начала беспощадную охоту на вражеских шпионов, обнаруживая их, замаскированных самым невероятным образом. Мисс Фицпатрик верила премьер-министру, когда тот заявлял, что они повсюду, и она едва бы удивилась, заметив, как один из диверсантов карабкается по стене спальни. Ее реакция на бомбежки оказалась вполне типичной для жителей Лондона. Собрав все ценное для себя, она переместилась в подвал, где и жила в окружении своих вещей, словно обитательница подземелья, изредка выходившая подышать свежим воздухом. Соседи ощущали ее присутствие благодаря постоянной игре на старой фисгармонии, которую она поставила у окна, чтобы наблюдать за всеми входящими в дом и выходящими из него, стремясь, чтобы у Сатаны не нашлось работы для праздных рук.

Во время бомбежек фисгармония становилась ее единственным утешением. Она громко и пылко провозгласила:

А пока вокруг падали бомбы и на землю с грохотом рушились огромные куски кирпичных стен, этот новый вариант старого любимого гимна повергал в ужас набожную публику и веселил мистера Крука.

– Из нее вышла бы первоклассная преступница, – уважительно замечал он, но, к сожалению, симпатия не стала взаимной. Он совершенно точно знал, что мисс Фицпатрик относится к нему с глубочайшей подозрительностью, отмечая его приходы-уходы в тетради с обложкой с мраморным узором. В ней же фиксировались все передвижения в доме и вокруг него с рассвета и до затемнения. Когда наступало время задергивать шторы и включать свет, она заканчивала свое добровольное дежурство.

Крук разговаривал с мисс Фицпатрик лишь однажды, когда она появилась на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал, чтобы обозреть разрушения, которые в тот день оказались весьма значительными. Бомба разорвалась посередине находившейся неподалеку улицы, и осколки стекла и оконных рам были разбросаны вокруг. Крук приподнял свой неизменный коричневый котелок и бодрым тоном заметил:

– Прекрасная работа.

Однако мисс Фицпатрик не обратила на него ни малейшего внимания. Похожая на закутанную в шаль маленькую отшельницу с торчащими во все стороны, словно острые булавки, редкими прядками седых волос, она с подозрением разглядывала уполномоченного по противовоздушной обороне и пожарных в военной форме.

– Не мундир красит человека, – мрачно заметила она.

– Кое-кто из них без формы выглядел бы гораздо хуже, – предположил Крук.

Мисс Фицпатрик злобно взглянула на него поверх очков. Затем колючим, словно терка для мускатных орехов, голосом произнесла:

– Совершенно ясно, что кто-то сообщил им, куда бомбить.

После чего повернулась и зашаркала по ведшим в подвал ступеням к задней двери, напоминая растрепанного пингвина. Крук понял, что его подозревают в том, что он подает световые сигналы летящим в небе «Юнкерсам-88».

«Однако я никак не возьму в толк, с чего эта старуха вообразила, что мне хочется сыграть в ящик», – подумал он.

Мисс Фицпатрик расположилась у задней двери и наблюдала, как он поднимался по парадной лестнице.

– Вы живете на самом верху, – неожиданно прошипела она, как будто в темноте вдруг выстрелил выхваченный из кармана револьвер.

– Совершенно верно, мадам, – жизнерадостно согласился мистер Крук. – Если все мы попадем в Царство Небесное, приятно сознавать, что я ближе к нему и окажусь там первым.

Одной из отличительных черт Крука являлась его способность оказываться в нужном месте раньше других, что не вызывало добрых чувств у полиции, которой, естественно, не нравится, когда ее мнение опровергают, тем более какой-то дилетант.

Отношения мистера Крука с обитательницей подвала оставались такими же, пока загадочное происшествие с тетушкой Чайного Колпака не заставило жильцов общаться немного ближе.

Чайный Колпак, как прозвал его Крук, появился в доме в начале 1941 года. Ходили разговоры, что его прежнее жилище разбомбили, отчего мисс Фицпатрик возмущенно заявила, что он Джоуна, намекая этим на Иону, предвестника несчастий. Однако ни у кого из услышавших это, даже у Крука, не хватило духу возразить старухе. Новый жилец оказался еще более загадочной личностью, чем обитательница подвала. В первые месяцы Крук видел его изредка и ни разу с ним не разговаривал. Своей внешностью тот напоминал вопросительный знак с ореолом наверху: высокий, тощий и сутулый, всегда в большой широкополой черной фетровой шляпе, с неизменной стопкой разномастных бумаг под мышкой. У соседа была какая-то странная походка, наводившая окружающих на мысли, а не под хмельком ли он. Судя по количеству книг, привезенных им с собой, Чайный Колпак был ученой натурой. Крук пару раз встречался с ним утром на лестнице, когда выходил из дома, а старый книгочей направлялся в Британский музей, где, по-видимому, проводил весь день. Обычно Крук понимал, что тот вернулся, когда, возвращаясь вечером домой, видел неяркий синеватый свет в маленьком окне над входной дверью. Крук счел соседа безобидным и дружелюбным сумасшедшим, для которого Британский музей является неким преддверием рая, и заключил, что он едва ли может быть полезен честолюбивому человеку.

В чем на этот раз проницательный адвокат оказался совершенно не прав.

Однажды апрельским вечером случилось так, что Крук вернулся домой раньше обычного, примерно в восемь вечера.