Рональд Нокс - Все еще мертв. Фальшивые намерения

Доктор хорошо знал поместье Дорн, часто приезжал сюда, особенно в те дни, когда здесь бывал Винсент Хемертон, большой любитель шахмат. Но в этот вечер Хемертон слишком устал и не мог играть. Они с Мэри рано ушли спать, извинившись перед гостями и представив их самим себе. Впрочем, извинения были излишни: два шотландца и бутылка виски из чужого бара – что еще нужно, чтобы скоротать зимний вечер? С виду это были противоположности: тощий и сухой доктор с кустистыми бровями, вопросительно вздернутыми кверху, и краснолицый коротышка в весело блестевших маленьких очках, придававших ему фривольный вид. Когда они сели в гостиной, часы показывали одиннадцать. Вся ночь была еще впереди.

– Просто диву даешься, – задумчиво заговорил мистер Гилкрист, – какие огромные средства перемещаются в этом мире из рук в руки благодаря простому росчерку пера! Неправильно заполненная форма, чек, на котором забыли поставить подпись, – и вот уже деньги текут совсем в другую сторону. Возьмите хоть беднягу Ривера: он так носится с этой страховкой, а много ли людей в Шотландии получают страховые премии? Если бы мистер Колин не сбил того мальчика, а погиб бы сам, то можно забыть про компенсации.

– Это случилось два месяца назад, – заметил доктор. – Но, разумеется, вы правы: люди ведут себя беспечно. Впрочем, я могу лишь сожалеть, что беспечность моего пациента не продлилась немного дольше. Я знаю вас, адвокатов: вам безразлично, на что уйдут деньги, лишь бы все было по закону. Но я, будучи другом мистера Ривера, собственноручно подписал бумагу, из-за которой страховка его сына будет вычеркнута из семейного бюджета и перейдет в руки какой-то секты. Как по-вашему, не следует ли мне отозвать свою подпись?

– Черт возьми, этот совсем не тот вопрос, который доктор должен задавать адвокату! Наоборот, это вопрос, какой адвокат должен задавать доктору. Вы знаете, что нельзя больного беспокоить подобными проблемами. Ваш долг – вернуть его к жизни.

– Знаю, но зачем? Мое ремесло требует, чтобы я постоянно вмешивался в планы провидения или как там еще это называет ваша теология, прибавляя пару-тройку лишних недель людям, жизнь которых для мира имеет такое же значение, как существование какой-нибудь букашки. Да, родные его любят. Но скажите, есть ли на этом свете хоть один человек, который заинтересован в том, чтобы Дональд Ривер прожил немного дольше?

– Да, – неожиданно ответил Гилкрист. – Майор Генри.

– Генри Ривер? С какой стати?

– Ему выгодно, чтобы Дональд прожил немного дольше. Или, если угодно, чтобы Колин прожил немного меньше. Речь идет о двойном налоге на наследство. Если Генри Ривер унаследует имение от Дональда, это сильно потреплет ему перышки; а если от Колина – при условии, что тот успеет стать владельцем Дорна, что вполне возможно, – буквально опустошит его карманы. Можете мне поверить, майор Генри явился сюда отнюдь не из сострадания: он хотел проверить, как идут дела у его кузена, и прощупать почву насчет того, можно ли компенсировать хотя бы часть налога на наследство с помощью страховки Колина. Когда он узнает правду, его это мало обрадует.

– Пожалуй. Сам я не сторонник таких земельных владений: по-моему, это просто пережиток паразитирующего класса. Но если вам нужен свидетель, который заявит в суде, что Дональд подписал свое завещание в твердом уме и трезвой памяти, то я вам не помощник. Все знают, что потеря жены стала для него большим ударом, а сегодня он буквально вышел из комы, чтобы поставить свою подпись, и, того гляди, впадет в нее раньше, чем на бумаге успеют высохнуть чернила. По-моему, это глупо.

– Для закона – нет. Вы прекрасно знаете, что завещание никогда не будет оспорено, если только Дональд Ривер не выздоровеет и не захочет его переписать. Мистер Генри сам решил свою судьбу. «Scienti et volenti non fit injuria» [2] Правонарушение не происходит в отношении лица, которое знает и соглашается ( лат. ). – вот наше правило. Он знал, на что шел, когда ссорился с кузеном. Честно говоря, я не особо религиозен, но мне нравится, когда человек перед смертью вспоминает мир иной: «ибо будущность такого человека есть мир». Вы предпочитаете трезво смотреть на вещи и во всем опираться на здравый смысл, однако наши чувства невозможно игнорировать.

– Я намерен привести Дональда Ривера в сознание и попытаться образумить его. И если бы я мог сделать Колина Ривера бессмертным… Впрочем, не стоит об этом говорить. Отличный виски, мистер Гилкрист. Слава богу, что, обретя веру, хозяин Дорна не уничтожил свои погреба. Спасибо и на этом.

– Вам придется сильно потрудиться, чтобы сделать мистера Колина бессмертным, если верно то, что о нем говорят, – заметил адвокат, поднеся бокал к губам и, после секундного раздумья, выпив его содержимое.

– Вы правы: все может произойти в любой момент в ближайшие три-четыре года. Проблема в том, что бедняге было бы лучше вовсе не рождаться. Впрочем, не будем о нем говорить, ведь здесь его отец, который сильно болен и, вероятно, умирает. Хотите еще стаканчик, мистер Гилкрист?

– Нет, спасибо, доктор Парвис. Jus suum cuique – каждому свое: прекрасный принцип как в медицине, так и в юриспруденции. Посмотрим, у кого завтра будет больше болеть голова. Кстати, миссис Хемертон сообщила, что к завтраку может приехать Колин, если успеет на ночной поезд.

– Колин Ривер возвращается? Но… разве он им об этом написал?

– И да, и нет. Вчера от него пришло письмо, и миссис Хемертон прочитала его отцу. Но, похоже, оно было написано еще до того, как Колин узнал о его болезни: там об этом ничего не сказано. В любом случае, получив эту новость, он вряд ли продолжил путешествие. При желании мог бы успеть на то же судно, что доставило письмо. В общем, они надеются, что Колин приедет утром.

– Что ж, буду рад, если он вернется. Спокойной ночи, мистер Гилкрист, и постарайтесь не шуметь на лестнице: мистер Ривер нуждается в отдыхе.

Англичане думают, будто вся Шотландия делится на две части горизонтальной линией, рассекающей ее посредине: южная половина абсолютно плоская и населяют ее в основном большевики-шахтеры и ткачихи, спорящие о богословии над своими веретенами; а северная половина – сплошные пропасти и горы, где обитают одни охотники, которые после каждой фразы добавляют: «Чо?» Познакомившись со страной поближе, они с удивлением узнают, что ее равнинный район – Лоуленд – может быть весьма гористым, а горный – Хайленд – наоборот, включать множество долин, что разделительная линия между ними идет не параллельно экватору, а круто спускается с северо-востока на юго-запад; и что, вообще, в Шотландии трудно найти какие-нибудь определенные места, которые можно было бы обозначить как точную границу между севером и югом. Например, имение Дорн географически относилось к равнине, но когда вы впервые приезжали туда, вам могло показаться, будто оно расположено на южном склоне горной гряды, возвышаясь над раскинувшейся внизу долиной. Однако это впечатление, несмотря на свою убедительность, было ложным.