Глэдис Митчелл - Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! [сборник]

Джонс внимательно изучил этого деревенского дурачка и решил, что только он поможет ему разобраться с запутанной историей про детей Миддлтонов, Пэшенов и Пайков. Отнюдь не желание восстановить справедливость в данном деле, а чистое любопытство побуждало его обратиться с расспросами к Пэшену, тем более что он уже начинал скучать в этой деревне, хотя ему не хотелось возвращаться к своему злосчастному роману.

В следующую пятницу Джонс проследил за Пэшеном, когда тот направился на поле для крикета. Он вышел из дома в половине четвертого, проследовал по узкой тропинке, тянувшейся в сторону Гутрум-Даун и, не упуская из виду деревенских крыш, спустился на зеленую лужайку. Там он улегся в тени дуба и стал смотреть, как Пэшен ровняет площадку для игры.

Примерно через полчаса он встал и, отряхнувшись, приблизился к нему. Разрываясь между необходимостью закончить работу и желанием проявить любезность к работодателю своей жены, Пэшен неуверенно застыл на месте, скрестив руки на рукоятке граблей. Наконец он угрюмо качнул головой и поприветствовал Джонса.

— Продолжай работать, — отозвался тот. — Вижу, ты уже почти закончил?

— Да.

Немного постояв, Пэшен снова приступил к делу. Взглянув на его неуклюжие руки, Джонс решил, что при таком темпе работа завершится не скоро, снова улегся на пожухшую траву и накрыл лицо шляпой, чтобы защититься от слепящего солнца. Старые вязы на краю поляны были тяжелы от зноя. Их густые кроны всей массой колыхались на легком ветерке, смешиваясь с синевой безоблачного неба. Сухую землю под деревьями почти полностью вытоптал скот, укрывавшийся в их тени, а окаймлявший лужайку папоротник выгорел и побурел на солнце.

Через четверть часа Пэшен отнес инструмент в сарай и вернулся с косилкой и березовой метлой. Он тщательно вымел площадку для гольфа и, как положено, бросил за обоими воротами по горсти свежескошенной травы.

Джонс прикинул, как лучше иметь дело с такой смутной и загадочной субстанцией, как разум Пэшена, и решил, что внезапная атака обеспечит самый лучший и быстрый результат.

— Пэшен, — произнес он резким тоном, снова подойдя к работнику, — что задумала твоя жена?

Реакция Пэшена оказалась неожиданной: он ошалело уставился на Джонса, вытаращив глаза, потом судорожно скривил рот и выпалил:

— Если б я знал! Я чуть не помер! Ей-богу, чуть не сдох! А мистер Миддлтон как раз должен вернуться! Я ей говорил, что это бесполезно. «Ничего тут не поделаешь, — сказал я. — Карты не врут». А она! Честное слово, еще совсем малость, и она меня уморит! Я так ей и заявил. Ей-богу, я чуть не сдох. Как собака. И в такую жару! Нельзя же так.

— Расскажи мне об этом.

Пэшен бросил на землю пучок травы, сорвал новый и провел им по бровям.

— Да это все старая чертовка, моя теща, — произнес он. — Я не могу здесь говорить, мистер Джонс. Приходите после чая в «Долговязый парень», там я вам расскажу, если хотите. — И он хитро улыбнулся, предвкушая бесплатный эль.

— Нет-нет, — возразил Джонс, — говори здесь и сейчас. Мы одни. Ты ведь быстро со всем справился. Еще и пяти часов нет. Давай сядем вон под теми вязами, покурим и поговорим.

— Только не под вязами, — покачал головой Пэшен. — Они опасны. Лучше вон под тот дуб. На нем еще нет гусениц, верно?

— Нет, — ответил Джонс, понятия не имевший, когда на деревьях появляются гусеницы.

— А вы не выдадите меня матушке, если я вам расскажу?

— Конечно, нет, — заверил Джонс, решив, что пора ускорить разговор. — Слушай, Пэшен. Я хочу спросить вот что. У вас когда-нибудь был сын?

— Понятное дело. Матушка отдала его.

— Что?

Пэшен хихикнул, довольный тем, что удивил писателя.

— Ну да, а как же. Матушка-то соображает, в этом ей не откажешь, хотя от ее готовки у меня все кишки режет. Короче, она отдала его господам, когда те остались без дитяти. «Вот, возьмите моего», — сказала она мистеру Миддлтону. Так все и получилось.

— А что произошло с ребенком Миддлтонов? — спросил Джонс, заинтересованный этой новой версией.

— Бедняга помер. Потом его похоронили и все такое, а матушка отдала им нашего, чтобы их утешить, потому что они были жутко расстроены.

— И ты не возражал?

Пэшен лукаво покосился на него и ухмыльнулся:

— Нет, не возражал. Он такой же мой сын, как и матушки, а когда пареньку стукнет двадцать один год, мы переселимся к нему и научим, как потратить деньги.

— А он знает, что ты и твоя жена — его родители?

— Нет — пока ему не исполнится двадцать один год. Тогда мы расскажем, что сделала матушка. Он будет благодарен, разве нет?

— Но Миддлтоны не в курсе?

Джонса позабавила эта история, совершенно, на его взгляд, невероятная, и он с любопытством ждал, как далеко зайдет Пэшен. Тот лишь покачал головой и ухмыльнулся. Джонс повторил свой вопрос, однако ничего не добился и решил зайти с другой стороны:

— А что случилось с маленьким Генри Пайком? — спросил он.

— О, с ним…

Пэшен помолчал, посмотрел налево и направо, состроил гримасу Джонсу, повернулся, скрестил пальцы и прошептал:

— Генри Пайка подменили. Бабка Флюк, вот кто это провернул.

— Неужели?

— Да. Вдова Пайка держала его взаперти сколько могла, да что толку? Все равно пришлось его выпустить, когда он подрос. Разве шкодливого мальчишку удержишь в доме? Ну, он и начал везде бегать, а в деревне все и ахнули. За кого, по-вашему, они его приняли, мистер Джонс?

— Я знаю, за кого, — спокойно ответил писатель. — И, по правде говоря, я думаю, они правы.

— Нет, это вы зря, мистер Джонс, — возразил он. — Потому что матушка отдала им нашего паренька. Нет, Генри Пайк — не сын мистера Миддлтона, если вы об этом. Он похож на Миддлтонов, правда, потому что он не человек. Его отдали вдове Пайк взамен маленького Миддл-тона, когда тот умер. Но теперь это неважно.

— Почему?

Пэшен бросил на него хитрый взгляд, придвинулся ближе и прошептал едва слышно:

— Матушка сказала, чтобы я вам не говорил.

Джонс достал шесть пенсов, но дурачок покачал головой. Тогда Джонс добавил еще шесть. Пастух взял обе монеты и произнес:

— Тот Миддлтон, что умер, был младший в семье.

— И?

— Говорят, что тот мистер Миддлтон, которого считали пропавшим без вести, возвращается домой.

Он пробормотал эту фразу себе под нос, словно желая убедиться, что все объяснил правильно, и повторил то же самое вслух.

— Да? — сказал Джонс, стараясь сохранить заинтересованный вид.

У Пэшена уныло обвисла нижняя губа.

— Вы правда хотите, чтобы я сказал?

— Конечно. Продолжай.

— В прошлый раз мне было плохо, когда умер мистер Миддлтон. А потом нормально — до сегодняшнего дня. Разве это не странно? По-моему, странно.

После разговора с Пэшеном Джонс вернулся домой и нашел миссис Пэшен возле чайника, который, как она хмуро заметила, вскипел двадцать пять минут назад. Он пристально взглянул на свою экономку, но ее тяжелое бледное лицо, как всегда, не выражало никаких эмоций, а тусклые глаза смотрели куда-то сквозь него. Джонс развернулся и ушел в гостиную. Через пару минут к нему присоединилась миссис Пэшен. Плюхнув на стол поднос с чаем, она поставила рядом молоко и сахар — хотя раньше сама добавляла их в чашку, — и с упертыми в бока руками встала перед створчатым окном, глядя на распаханное поле.