Николай Животов - Убийца

– Не вырвется! Постой, я перевяжу ему руки.

– Легче! Дай я за горло возьму.

Густерин впился опять пальцами в горло Макарки, пока Машка перевязывала руки.

– Продажные твари, – прошипел Макарка, – не знаете вы, кого продаете! Не выдавать меня, а беречь и холить вы должны были бы!

– Еще бы! Благодетель!..

– Вы и во сне не видали того, что бы я сделал для вас!

– Молчи, душегуб проклятый! – не вытерпела Машка и дала ему такую пощечину, что тот пошатнулся.

– Эге! Ручка не бархатная!

– Бейте, бейте, все это попомнится вам после!

– Ну, шалишь, не скоро ты опять вырвешься на свободу! По новым правилам тебе ручные и ножные кандалы на всю жизнь оденут!

– Видывал я их! Не удивишь меня!

Они тронулись. Густерин шел с Машкою рядом, не спуская глаз с Макарки, а Машка вела его на веревке и помахивала сзади прутом. Васька с товарищами шли издали.

– Ай-да, Машка! Точно бычка ведет на веревочке, – острили они. – Ну, дай ему прутом, пусть пошевеливается.

Идти приходилось густым кустарником, и подвигались медленно. Макарка шел не твердо, несколько раз он покушался вырваться от Машки, но Густерин каждый раз хватал его за горло в тот самый момент, когда он делал прыжок. Макарка вперил в него пристальный взгляд.

– Федька, что мне твоя рожа знакома? Ты не из волжских?

– Нет, вяземский.

– Где-то я тебя видел? Ты Алёнку знал?

– Как не знать?! Хоронил даже после твоего ножа.

– Вот как я мщу своим предателям. Она ведь тоже полицию привела, на меня облаву делать. Помни, и тебе то же будет, если выдашь меня.

– Выдам, брат, выдам!

– Федька, отпусти меня, озолочу тебя! Век буду тебе помогать!

– Молчи, иуда! Кто тебе поверит? Что ты с Игнатием сделал?!

– С Игнатием? А ты почем знаешь?!

– А чей палец с кольцом у тебя в шкатулке?

Макарка остановился. Он побледнел.

– Ты и это знаешь? Значит, мои шкатулки нашли?..

– Иди, иди, – ударила его прутом Машка, – чего вы там разболтались? Федька, пошел вон, а то ты еще отпустишь его.

– Полно, не отпущу.

– Нет, нет, уйди! Я вижу, что у вас дело на сговор идет. Отойди, а то я кликну Ваську.

– Изволь, да ты не беспокойся! – Он отошел на сажень.

– Знаем мы вас! Все вы продажные. Одна Машка-певунья бескорыстна. Ну, запоем, что ли?

И она запела «Среди долины ровные». Чистый, звонкий голос далеко раскатился по Пьяному краю. Она пела с таким чувством, что даже Густерин стал вслушиваться и на минуту забылся. Кустарник стал реже – они приближались к кладбищу. Оставалось не более версты. Как дикий зверь, Макарка рванулся. Машка кубарем полетела, но не выпустила веревки. Густерин бросился на помощь и успел схватить веревку.

– Ах ты, бродяга! – произнесла Машка, вставая и отряхивая платье. – Спасибо Федьке, а то удрал бы, разбойник!

– Не уйдешь! – прошипел Густерин, осматривая перевязку рук.

Машка опять взяла веревку и перестала петь. Густерин пошел рядом.

– А Смулева кто зарезал, – тихо начал он, – кто отравил Петухова?

Макарка опять пристально посмотрел на шедшего рядом оборванца.

– Кто ты?.. Теперь я начинаю припоминать…

– Федька-косой…

– Врешь…

Вдали показалось кладбище. Вот и цепь полицейских. Навстречу к приближавшимся поднялись из травы несколько человек. Послышались свистки.

Бледный, как полотно, Макарка сделал последнее усилие, рванул руки и прыгнул. Но было поздно. Один из полицейских наставил против него дуло револьвера, а трое других окружили.

– Надо перевязать веревки, – закричала Машка, – он освободит руки!

Федька опять взял пальцами за горло Макарку, а двое полицейских два раза перекрутили ему руки.

– Теперь не уйдет! А вы, бродяги, убирайтесь вон, – обратился полицейский к Машке и Федьке, – доставим его теперь сами.

– Нет, я сама обещала привести его к Густерину, – протестовала Машка.

– Молчать, – крикнул полицейский, – не сметь разговаривать!.. Пошла!..

– Не уйду, пойдемте вместе к Густерину!

– Я тебе дам к Густерину! – произнес тот, поднося кулак к лицу Машки.

– Это что? – воскликнул Федька. – Зачем вы ее гоните? Мы все отправимся вместе.

– А ты, рвань, чего захотел? Ты чего лезешь? Убирайся подобру-поздорову, пока цел.

– Да чего вы смотрите на него! – произнес другой полицейский. – Взять его под арест! Пусть посидит, коли на свободе гулять надоело.

– Я буду жаловаться Густерину, – плаксивым тоном проговорила Машка.

– Так тебе Густерин и поверил?! Увидала ты его! Тебя завтра же в Петербурге не будет!

– Вот свидетель, – указала Машка на Федьку-косого.

– И свидетеля твоего с тобой отправим!

– Густерин сам все знает, – произнес Федька-косой, срывая с себя платок и повязку.

Произошла немая сцена из гоголевского «Ревизора».

Во все концы России полетели телеграммы о том, что известный злодей Макарка-душегуб пойман, арестован и в судебные учреждения, производящие о нем следствия или дознания, благоволят адресоваться по совокупности преступлений в Петербурге.

– Макарка пойман! – радостно повторяли все обитатели заставы, и, как эхо, им вторили сотни разных лиц, слышавших и знавших подвиги душегуба.

Имя Макарки сделалось очень популярным не только среди бродяг, но и в сфере купечества, даже среди аристократии, где после убийства камердинера графа Самбери и невинного осуждения Антона тоже интересовались Макаркой.

Макарка сидит второй день в секретной камере сыскного отделения. И день, и ночь около него находятся два дежурных агента, не спускающих с него глаз. Злодей не потерял присутствия духа и даже не особенно печалился в своей неволе. Его сокрушало только, что шкатулка с драгоценностями попала в руки его врагов. Ведь это плоды многолетних его «трудов», при помощи которых он рассчитывал беспечно прожить старость, когда придется оставить профессию душегуба, потому что не всегда ведь рука будет так молодецки владеть ножом. И вдруг… он опять нищий, как был когда-то в Вяземской лавре, живя с Алёнкой.

– Его превосходительство требует к допросу, – вбежал в камеру чиновник.

Агенты взяли Макарку под руки и бережно, как необыкновенную драгоценность, повели наверх, в кабинет Густерина. Там находились уже судебный следователь, орловский Куликов, Машка-певунья и еще несколько человек.

Макарку ввели и поставили лицом к лицу с Куликовым.

– Что? Он? – спросил Густерин.

– Он, он самый! На левой руке, выше локтя, прожженный знак.

– Оголите руку! – произнес Густерин. Действительно, выше локтя оказалось пятно, описанное Куликовым.

– Ну, Макарка, отвечай, ты купил у него паспорт?

Макарка стоял, потупя голову и смотря исподлобья на окружающих.

– Отвечай!

– Не буду! – глухо произнес он.