Николай Животов - Убийца

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – произнес Рябчик. – А что я говорил? Есть тут какая-то тайна! Неспроста это! Куда же он мог уйти, не простившись? Ему сегодня нужно было работать с другими. Куда же он мог пойти?

– Рябчик, сходи к хозяину, узнай, – предложил Тумба.

– Митрич, пошли-ка за хозяином, скажи – очень нужно.

– Они легли спать и не велели никого принимать.

– Пошли! Скажи, очень нужно. Куда делся Гусь?

– Никак не могу беспокоить хозяина, когда они легли. Извините… Артамон Ильич давно ушли, хозяин сказал…

– Ты слушай, ослиная голова, что тебе говорят, а то мы сами пойдем! Живо…

Митрич побежал сам и через минуту вернулся.

– Спит… Не могут принять…

Товарищи переглянулись.

– Плохо, ребята! Надо грозы ждать. Собирайтесь-ка скорей, – заявил Тумба.

– Чего собираться? Гуся нельзя так оставить. Может, хозяин ловушку ему устроил. Пойдемте-ка все к нему на квартиру.

– Господа, – откликнулся Митрич, – хозяин велел за полицией послать, если вы его тревожить станете.

– Слышите? Что я говорил, – произнес Рябчик, – значит, Гуся он предал! Ах ты ракалия! Ну, постой же, мы тебе покажем! Митрич, говори правду, или сейчас тебе капут!

– Ей-ей, господа, я ничего не знаю. Ведь я все время здесь был, вы сами видели.

– Идемте искать Гуся! Придется работу на сегодня отложить! Вот оказия-то, спишь да выспишь.

У громил весь хмель пропал. Положение осложнилось.

– Западня, западня, – говорили они.

Богатый купеческий особняк у самой заставы занимал Илья Ильич Коркин, женившийся недавно на владелице этого дома, вдове Елене Никитишне Смулевой. Оба они молодые еще люди, лет тридцати с небольшим, казались довольными и счастливыми. У Елены Никитишны, кроме дома, был кругленький капиталец, а у Ильи Ильича несколько мелочных лавок и пекарня. Они, по-видимому, были счастливы в своей семейной жизни, хотя редко случается, чтобы супруги не сходились так характерами, привычками, вкусами и взглядами на жизнь. Илья Ильич веселый, разбитной, любил в приятельской компании подвыпить, а Елена Никитишна серьезная, сосредоточенная, сумрачная. Она любила мужа, но не понимала его поведения, когда он спешил пьяненький скорее домой, тихонько пробирался спать в свой кабинет и на утро выпрашивал прощение у своей благоверной.

Однажды после такого «покаяния» Илья Ильич прибавил:

– Сегодня, Леночка, я пригласил вечером на стуколку Куликова, содержателя «Красного кабачка». Хороший малый.

– Разве ты сегодня стуколку устраиваешь? Кто же еще будет? Ты мне ничего и не сказал!

– Да никого нового не будет, кроме Куликова. Все свои, церемониться нечего!

– Надо же все-таки холодный ужин приготовить! А я собиралась сегодня в оперу. И к чему ты все это выдумываешь?! Ты знаешь, как я не люблю карт; только смотри, по-крупному не играй, а то опять продуешься! Тебе не везет ведь в карты!

– А в любовь? Вишь какая у меня жена красотка! Ну, дай я тебя обниму! Ты на меня не сердишься?

– Не сержусь, только ты не думаешь никогда обо мне… Пусти, я пойду распорядиться на кухню.

– А я поеду лавки осмотреть, да, кстати, проеду на Калашниковскую пристань, муки надо купить, к концу подходит… Вели заложить шарабан.

– Только не пей, пожалуйста, с ними, не ходи в трактир! Скажи, что тебе доктор запретил! Тебе ведь в самом деле вредно!.. Я ненавижу, когда ты пьян. Не будешь пить? Обещаешь?

– Обещаю, обещаю… Сегодня вечером придется еще выпить несколько рюмок…

Илья Ильич строго держал свои обещания, и как господа калашниковцы ни тащили его в трактир, он ни за что не пошел… На него даже обиделись и нашли, что он «не коммерческий человек» и с ним «нельзя дела делать».

К 8 часам вечера стали собираться гости. Куликов пожаловал в числе первых. Он был в отличном расположении духа. Илья Ильич представил его жене.

– Я так давно хотел с вами познакомиться, – произнес он, целуя ручку хозяйки.

– Очень приятно, – ответила Елена Никитишна и мило улыбнулась. Куликов завязал разговор сначала о погоде, потом о торговле и не отходил от хозяйки. Видимо, она не тяготилась этим разговором и охотно беседовала с новым знакомым. Гости продолжали собираться. Елена Никитишна извинилась и ушла распорядиться по хозяйству, а Илья Ильич составил стол для стуколки. Все уселись, кроме Куликова.

– Я после, господа, мне что-то не хочется…

– Садитесь, что ж вам зевать! Полно ломаться!..

– Нет, не хочу… Играйте… Еще время будет… Успею вам проиграть!

Куликов умышленно не сел. Он хотел продолжить прерванную беседу с хозяйкой, но она не появлялась. Пришлось заняться рассмотрением картин, альбомов. Перелистывая большой альбом, Куликов увидел карточку седого господина и вдруг, страшно побледнев, чуть не выронил альбома из рук.

– Что с вами, – удивилась Елена Никитишна, появившаяся в зале. – Отчего вы не играете?

– Так, не хочется. Я сегодня не совсем здоров. Скажите, Елена Никитишна, чья это карточка, – указал он на седого господина.

– Это мой первый муж. Отчего вы спрашиваете?

– Очень умное, выразительное лицо; он напомнил мне одного знакомого. – Куликов положил альбом в сторону. – Скажите, Елена Никитишна, вы ведь не в Петербурге жили с первым мужем?

– Нет, в Саратове. Я там первый раз вышла замуж, но после смерти мужа переехала в Петербург и купила вот этот дом.

– Извините за нескромный вопрос. Ваш муж чем занимался?

– Он был агентом американских машин.

– И умер в одну из поездок в Нью-Йорк?

– Вы почему знаете?! – воскликнула Елена Никитишна.

– Слышал. Это было лет восемь тому назад. Тогда писали, кажется, в газетах.

– Но что же вы могли слышать? Корабль «Свифт», на котором он находился, погиб в открытом океане, и никто из пассажиров не спасся. Спустя шесть лет я вышла второй раз замуж за теперешнего своего мужа.

– Если память мне не изменяет, вашего первого мужа звали Онуфрий.

– Да, но как вы могли все это запомнить?! Вы что-то не договариваете!

– Помилуйте, Елена Никитишна, смею ли я! Уверяю вас…

Коркина слегка побледнела.

– Вы бывали когда-нибудь в Саратове?

– Я, собственно, уроженец Орловской губернии, но бывал и в Саратове…

– Вы, может быть, знали моего мужа или встречали его? – произнесла она, и голос ее дрогнул.

– Нет, не имел удовольствия. Даже фамилию не помню.

– Откуда же вы знаете, что его звали Онуфрием?

– Тогда, при крушении, подробный список погибших был приведен, и я запомнил это имя, потому что оно стояло отдельно. Присутствие его в числе пассажиров никем не было констатировано… Так, кажется?

Елена Никитишна тряслась точно в лихорадке.

– Да, но после это было удостоверено русскими властями… Простите, я не понимаю, к чему весь этот разговор?