Эмиль Габорио - Дело № 113

Он вытащил из кармана пистолет и насильно улыбнулся.

— Вот кто устроит все! — сказал он.

Госпожа Фовель была слишком взволнована, чтобы узреть в его угрозах хитрость. Позабыв о прошлом, не заботясь о будущем, вся поглощенная настоящим, она видела только то, что ее сын должен умереть, застрелиться и что она ничем не могла удержать его от этого самоубийства.

— Я умоляю тебя подождать, — сказала она. — Андре вернется, я попрошу у него денег. Сколько тебе было поручено?

— Триста тысяч франков.

— Завтра я их тебе достану.

— Мне они нужны сегодня же вечером!

Она почувствовала, что сходит с ума, и в отчаянии всплеснула руками.

— Сегодня же вечером, — повторяла она. — Отчего же ты не пришел ко мне раньше? Значит, ты потерял ко мне доверие?… Вечером ведь в кассе никого нет!..

— В кассе! — воскликнул он. — А ты знаешь, где лежит от нее ключ?

— Да, вот там!

— Отлично!..

Он посмотрел на нее с такой дьявольской дерзостью, что она опустила глаза.

— Давай мне его сейчас же!

— Несчастный!..

— От этого зависит моя жизнь.

— Нет, — залепетала она, — нет, это невозможно!

Он настаивал, а потом вдруг собрался уходить.

— В таком случае, мама, поцелуй меня в последний раз.

Она его остановила.

— Зачем же тебе ключ, Рауль? — спросила она. — Разве тебе известно слово?

— Нет, но я попытаюсь.

— Да ведь в кассе никогда не оставляют денег!

— Попробуем! Если я чудом открою ее и если в ней окажутся вдруг деньги, то это значит, что сам Бог сжалился над нами.

— А если не откроешь? Клянешься ли ты мне тогда подождать до завтра?

— Клянусь памятью моего отца.

— Тогда вот тебе ключ. Возьми его.

Бледные и дрожащие, Рауль и госпожа Фовель вошли в кабинет банкира и направились к узкой винтовой лестнице, которая вела из апартаментов в банкирскую контору.

Рауль шел впереди, держа лампу и сжимая в кулаке ключ от кассы.

Госпожа Фовель была твердо убеждена, что все попытки Рауля останутся безуспешны. Зная устройство кассы, она понимала отлично, что с одним ключом еще не доберешься до денег и что надо было знать еще слово. И ей казалось невозможным, чтобы Рауль знал это слово, которое не было известно даже ей самой. Ну откуда и как ему было узнать о нем? Даже допустив, что он отопрет кассу, она была уверена, что все равно он не найдет там денег, так как все фонды хранились постоянно в банке.

И если она приняла участие в деле, даже мысль о котором казалась ей ужасной, если она дала своему сыну ключ, так это только потому, что поверила слову Рауля и хотела оттянуть время до утра.

«Когда он убедится в тщетности своих надежд и своих усилий, — думала она, — он подождет до завтра, он поклялся мне в этом, и тогда я завтра же… завтра…»

Они вошли в бюро Проспера, и Рауль поставил лампу на конторку, которая была настолько высока, что, несмотря на абажур, лампа освещала все.

Быстро, с привычной ловкостью он нажал на пять кнопок на крышке кассы: «ж», «и», «п», «с», «и».

Затем он вставил в скважину ключ, повернул его раз, затем вдвинул глубже и повернул вторично. Сердце его так билось, что госпожа Фовель могла слышать его удары.

Слово не было изменено. Касса отперлась.

Рауль и его мать оба вскрикнули: один от радости, другая от страха.

— Запри ее! — воскликнула госпожа Фовель, пораженная этим неожиданным, необъяснимым результатом.

И, потеряв голову, она бросилась на Рауля, отчаянно вцепилась ему в руку и потянула ее на себя с такой силой, что ключ выскочил из скважины, скользнул по дверце кассы и оставил на ней длинную, глубокую царапину.

Но Рауль улучил время и, увидав на верхней полке кассы три пачки процентных бумаг, схватил их левой рукой и сунул себе под сюртук между жилеткой и рубашкой.

Израсходовав себя всю на это движение и будучи не в состоянии сладить с охватившим ее волнением, госпожа Фовель выпустила руку Рауля и, чтобы не упасть, ухватилась за спинку кресла Проспера.

— Умоляю тебя, Рауль, — сказала она, — заклинаю тебя, положи обратно в кассу эти билеты… Завтра я тебе достану эти деньги, клянусь тебе в этом, я дам тебе их в десять раз больше, только, умоляю тебя, пожалей свою мать!

Он не слушал ее и рассматривал царапину, оставленную на дверце. Она была очень заметна и беспокоила его.

— Не бери хоть всего, — настаивала госпожа Фовель. — Возьми, сколько нужно, и положи обратно остальное.

— Для чего? Чтобы менее заметили кражу?

— Да. Пойми ты, я все устрою. Предоставь действовать мне. Я придумаю какое-нибудь извинение, скажу Андре, что это мне понадобились деньги.

С тысячами предосторожностей Рауль снова запер кассу.

— Идем, — обратился он к матери. — Удалимся скорее, а то нас могут хватиться. Прислуга может войти к тебе в будуар и, не найдя нас, поднимет тревогу.

Это жестокое равнодушие, эта способность рассуждать в такой момент возмутили госпожу Фовель.

— Отлично! — воскликнула она. — Хорошо же! Пусть нас ловят на месте преступления! Тогда все будет кончено, Андре меня выгонит, как последнюю тварь, но я не стану губить невинных. Завтра в этом кабинете обвинят Проспера. Кламеран отнял у него любимую женщину, а ты хочешь украсть у него и честь, — нет, довольно!

— Идем же! — крикнул он, схватив ее за руку.

Но она упиралась. Она уцепилась за край стола и не хотела идти.

— Я уже предала вам Мадлену, — сказала она, — поэтому не хочу предавать вам еще и Проспера!

Рауль понял, что необходим очень веский мотив, чтобы изменить решение госпожи Фовель.

— Эх, простота! — засмеялся он с цинизмом. — Разве ты не понимаешь, что сам Проспер мой сообщник и что мы эти деньги поделим поровну? Он уже дожидается меня.

— Это невозможно!

— А что ж по-твоему, откуда бы я мог узнать слово?

— Проспер честен.

— Конечно; мы оба честны! Только нам нужны деньги.

— Ты лжешь!

— Нет, милая маменька, Мадлена прогнала от себя Проспера, надо же ему, бедному мальчику, чем-нибудь утешаться, а для этого нужны ведь деньги…

Он взял лампу и осторожно, но с силой повел госпожу Фовель по лестнице. Она уже не владела собою и машинально переступала со ступени на ступень.

— Надо положить ключ обратно в стол, — сказал Рауль, когда они были снова в спальне.

Но она не слышала его, и он сам положил его туда, так как видел, откуда она его взяла.

Затем он снес на руках госпожу Фовель в ее будуар, где она сидела во время его прихода, и усадил ее в кресло.

И так велик был упадок ее сил, так дико смотрели в пространство ее глаза, по которым можно было судить об ужасе, охватившем ее душу, что испугался даже сам Рауль, и ему показалось, что она сошла с ума.

Он поцеловал ее в лоб и ушел.

В том самом ресторане, в котором они обедали, Кламеран, мучимый неизвестностью, поджидал своего сообщника.