Яков Лович - Дама со стилетом [Роман]

Но блондинка… блондинка! Союзница! Неужели она изменила и предупредила леди Ю о грозящей той опасности?

Может быть, они связаны этим таинственным убийством? Может быть, они именно сейчас решили бежать из Шанхая и направились на какой-нибудь пароход?

А он прозевал все и стоит здесь, глупо разинув рот, когда нужно действовать.

Он вдруг сорвался с места и почти побежал по тому направлению, куда скрылся автомобиль. Но сейчас же сообразил, что, конечно, уже не настигнет беглянок даже на гоночной машине, так как они далеко.

В самом растерянном состоянии, досадуя на свою оплошность, Горин поплелся куда-то вдоль улицы.

Перед ним встал вопрос: что делать? Идти на свидание к Французскому клубу было, видимо, бесполезно. Зайти к Кроссу, который жил тут, неподалеку от той улицы, по которой брел Горин? Сообщить все ему? Что-то удерживало его от этого шага.

Он взглянул на часы: было без пяти минут 5. До свидания оставался еще час.

Горин подумал-подумал — и решил все же быть на свидании: а вдруг леди Ю придет?

Он снова сел в рикшу и поехал на концессию. Он вылез на рю Кардинал Мерсье и бесцельно, медленно побрел по улице. Остановился у «Лайсеума», прочитал старую, выцветшую афишу об опереточной постановке и растерянно улыбнулся, когда среди фамилий — Орловская, Валин, Розен, Битнер — вдруг увидел огненные буквы: леди Ю. Он вгляделся в афишу и убедился, что у него начинается галлюцинация, так как никакой леди Ю в афише, конечно, не было.

Он пошел дальше, переходя с одной стороны улицы на другую, возвращаясь обратно, кружась на одном и том же месте. Редкие прохожие с удивлением смотрели на него.

«Они правы, если признают меня за сумасшедшего» — подумал Горин — и вдруг яркая мысль врезалась в его сознание.

Он остановился и пробормотал:

— Боже мой! Да я влюблен!

Часовая стрелка подползла к цифре 6.

Горин стал медленно ходить взад и вперед перед подъездом во Французский клуб. Прошло пять минут, десять, четверть — но леди Ю не было.

И в тот момент, когда Горин решил идти домой, знакомый голос — низкий, грудной голос — послышался рядом:

— Вы аккуратнее меня, мистер Горин!

Он поднял голову и увидел черные, прекрасные глаза, тонкий овал лица и завитки волос, выбивающиеся из- под красной шляпы.

Волна горячей радости охватила Горина.

Она была здесь, с ним, она не уехала! Он схватил руку леди Ю, прижал к этой очаровательной руке губы и тихо, взволнованно сказал:

— Я боялся, что больше не увижу вас.

— Почему? — удивленно спросила она.

Он не знал, как объяснить свое неожиданно вырвавшееся признание.

Он смотрел на нее — стройную, изящную, яркую — и порыв откровенности овладел им.

Ему вдруг показалось нечестным, преступным следить за этой женщиной, обманывать ее, строить против нее какие-то козни…

— Я думал, что вы… что вы собираетесь бежать… что вы, может быть, уже на пароходе… с Ирой…

— Я? Бежать? С Ирой? Я не понимаю вас… — ответила леди Ю и Горин уловил в ее голосе дрожь волнения, тревоги, испуга.

Он не знал, как поступить, что сказать ей, а она, не отрываясь, смотрела на него с немым, беспокойным вопросом в глазах.

— Я не хочу говорить здесь, на улице, — сказал Горин. — Это очень сложно, нужно многое рассказать вам. Я не могу придумать, где бы мог поговорить с вами. Все это мучает меня. Я не могу больше скрывать от вас своей некрасивой роли по отношению к вам… Я должен многое открыть вам…

Леди Ю опустила голову и задумчиво постукивала по носку туфли крошечным зонтиком.

— Вы заинтересовали меня. Вы расскажете все это сейчас же. Но мы не можем стоять здесь, на солнцепеке. Поедем куда-нибудь — на Вампу, пожалуй. Нельзя ли устроить моторную лодку? Во время прогулки вы все, все расскажете мне. Едем!

Они кивнул покорно и пошел вызывать машину.

Через минуту они быстро мчались по направлению к Банду.

Прохладный ветерок загибал края красной шляпы леди Ю.

Катер резал желтую воду Вампу. Горин с наслаждением подставлял лицо ветру.

Бежали мимо серые громады набережной Банда — конторы, банк, пароходные офисы.

Гортанно перекликались на берегу кули, грузившие товары для пароходов всех национальностей. Какая-то джонка медленно переплавлялась в Путунг, переваливаясь с борта на борт медленно и неуклюже.

На английском крейсере проиграли какой-то сигнал. Прямыми, строгими линиями прорезали воды Вампу американские миноносцы.

Гудя мотором, низко над водой пронесся японский аэроплан.

Катер поравнялся с голландским грузовиком. Какой-то матрос играл на гавайской гитаре — и подпевал мелодии. Печальные звуки неслись четко по реке и звали куда-то в далекий океан, под пальмы, в объятия нежных кофейных женщин.

С далекого моря веяло прохладой. Пахло бодряще и приятно смолой, нефтью. Где-то далеко, далеко угрожающе ревел пароход, а близко, совсем рядом, пронзительно пищал буксирный катер, который тянул на буксире огромную баржу.

Слабо доносились человеческие голоса: кули пели свою рабочую песню — заунывную и печальную, словно похоронное отпевание.

Горин и леди Ю сидели на самом носу моторной лодки. Постукивание мотора заглушало их голоса, а ветер помогал им говорить свободно: моторист сидел на корме лодки и, конечно, ничего не мог слышать.

— Итак, — сказала леди Ю, — я жду вашей исповеди, мистер Горин. В чем вы виноваты передо мной? Какую тайную роль вы играете и какие таинственные цели преследуете?

Горин не отвечал.

Он чувствовал всю рискованность шага, который собирался сделать: он играл ва-банк.

Он собрал в один комок всю силу воли, все свое хладнокровие, всю смелость и, не спуская глаз с леди Ю, заговорил:

— Прежде, чем рассказать вам, какую роль по отношению к вам я играл до сих пор, позвольте задать вам один вопрос. Клянусь, что никто, ни одна душа в мире не узнает. Скажите мне, леди Ю, вы убили Лямина?

Черные глаза расширились на секунду, брови взметнулись кверху — удивленно и испуганно, руки судорожно впились одна в другую.

Но леди Ю быстро справилась со своим волнением.

Она с усилием улыбнулась и медленно, спокойно, твердо сказала:

— Я не понимаю, о чем вы говорите и почему? Нет, милый молодой человек, я не убивала вашего Лямина. Но если бы это было и так, то вы очень наивны, когда думаете, что можно так легко и просто сознаться в ужасном преступлении — тем более, малознакомому и неуравновешенному человеку. Вы очень, очень наивны, мистер Горин. Вы можете мне ничего не рассказывать: я все поняла теперь. Я поняла, что кто-то дал вам повод подозревать меня в убийстве Лямина, что с целью разоблачения меня вы устроили это знакомство и думали запутать меня в сеть. Но вы не выдержали почему-то своей роли и проговорились. Теперь мне вполне понятно поведение вашего друга Кросса, понятен смысл его рассказа о голове Олоферна. Он хотел таким молниеносным способом привести меня к сознанию, поймать сразу и решительно. Я подозревала это еще тогда, когда он уставился на меня своими колючими глазами. Теперь я убедилась в этом после вашего вопроса. Так вот в чем дело? Я почти уверена, что на меня указала вам Ира. Ведь правда? Вы не станете отрицать этого?