Яков Лович - Дама со стилетом [Роман]

Все это говорит против вас, леди Ю. Я не понимаю только, как хватило у вас силы волн сейчас же после убийства приехать в «Рамону» веселиться. У вас очень крепкие нервы… вы железный человек. Вы можете убить. Нет, леди Ю — вы, вы убили Лямина. Вы не посмеете теперь отрицать это! Вы убили!..

Леди Ю вздрогнула, опустила плечи, уронила голову.

Прошептала:

— Вы правы… Я убила Лямина…

Стемнело…

На Банде ровным строем вытянулись огоньки фонарей. Моторная лодка резала потемневшую воду и белая пена расходилась ровными полосами направо и налево.

Темная громада Бродвей Мэншион четко вырисовывалась на небе. Вниз по Вампу, медленно набирая ход, уходил большой военный корабль, дымя бурыми клубами дыма и выпуская из труб миллионы искр.

Подул свежий ветер. Горин поежился — от сырой прохлады и волнения — и посмотрел на леди Ю.

Она сидела неподвижно, склонив голову на руки и глядя в воду. В ее фигуре было столько безнадежной усталости, надломленности, что волна теплого сочувствия затопила мгновенно душу Горина.

Он осторожно прикоснулся к ее руке.

— Милая Ю! Позвольте вас так называть… Если бы вы знали, как я вам предан. Вы несчастны… это проклятое дело измучило вас… бедная! Я хотел бы только, чтобы вы знали, что я — ваш всегда, несмотря ни на что. Я отдаю вам свою душу, я буду вашим рабом, пажом всю жизнь. Я никогда ни словом, ни звуком не напомню вам о том, что произошло… Я не знаю причин, которые толкнули вас на убийство и не хочу их знать. Все пройдет, вы забудете эти проклятые дни и начнете новую жизнь.

Леди Ю медленно, отрицательно покачала головой.

— Нет, Андре… Я не мшу забыть… никогда не забуду. Мне тяжело говорить об этом, но дело не только в убийстве. Есть еще одна, самая главная причина, которая закрыла от меня все радости жизни… Когда-нибудь я расскажу вам об этом. Видите ли, у меня есть большое горе. Оно всегда со мною, оно ни на минуту не покидает меня, оно свалилось на меня, как страшная, могильная тяжесть… Я никогда не сброшу этой тяжести… это не в моих силах… не в моей власти.

Я пыталась забыться… я пила… танцевала… кто-то учил меня даже прибегать к кокаину… И все это за короткое время… за эти дни моей жизни в Шанхае. Я надеялась, что найду способ забыться. Но ничего не вышло. Мое веселье было искусственное… через силу. В моих танцах было безумие отчаяния, усталость… я не молода… каждая моя улыбка, каждая шутка стоила мне адских усилий.

Нет, милый Андре. Вы мне очень нравитесь, вы не испорчены, вы настоящий джентльмен в самом лучшем смысле этого слова, но я не для вас… Я — мертвая. Не удивляйтесь, милый Андрей, но во мне все умерло. Я могу смеяться, кокетничать с вами… но все это маска, под которой другое лицо. Я измучена, устала жить, во мне все умерло.

Она опустила руку за борт лодки — в темную воду.

— Скажите мне, Ю, — проговорил Горин, — что удерживает вас здесь, в Шанхае? Почему вы не бежали отсюда, с места, где произошла трагедия? Скажите мне также, что значит ваше свидание с Ирой? Я видел вас вместе, когда вы в автомобиле уезжали куда-то из Метрополь-отеля.

— Вы узнаете скоро все, — ответила леди Ю. — Я не могу сейчас говорить об этом. Это так тяжело, Андре, так тяжело…

Она зябко повела плечами.

— Едем… стало холодно…

Они вернулись к пристани и Горин усадил леди Ю в автомобиль.

— Не провожайте меня, Андре… Я хочу побыть одна…

— Когда же я вас увижу, Ю? — спросил Горин, не отрываясь от ее лица, измученного, бледного, как гипсовая маска.

Она задумалась, отвернувшись, потом ответила:

— Дня через два… не раньше… Я хочу обдумать все, привести свои мысли в порядок. Я позвоню вам в контору или пришлю записку.

Она подала ему руку. Долго неподвижно смотрела на него. Сказала каким-то особенным, поразившим его тоном:

— Милый Андре! Вы не забудете меня? Я чувствую, что вы любите меня. Ведь вы почти признались в этом. Не нужно этого, мой мальчик. Это невозможно, я не могу ответить на ваши чувства. Когда-нибудь я скажу вам, почему. Я прошу вас только верить мне и сохранить обо мне теплое воспоминание. А я… я никогда не забуду вас…

— Что это значит? — взволнованно спросил Горин. — Вы что-то задумали, Ю. Вы пугаете меня!

— Нет, не бойтесь, ничего я не заду мала. Через два дня мы увидимся. До свидания.

Горин долго стоял и смотрел вслед огоньку, который мелькал позади автомобиле. Огонек все уменьшался, колеблясь и подпрыгивая. Потом исчез за углом.

Смутная тревога овладела Гориным. Пришла мысль, что и леди Ю может исчезнуть из его жизни, как этот мигающий огонек.

Когда Горин вернулся домой, он застал у себя Кросса. Финн сидел в облаках табачного дыма, держа сигаретку в крепких прокуренных зубах.

Он проницательно посмотрел на Горина и процедил:

— Итак, что дало вам свидание с леди Ю? Что вы узнали?

Горин раздраженно бросился в кресло и пробормотал:

— Я думаю, что она тут не при чем. Мы ошиблись, Кросс. Это дело не ее рук… Я отказываюсь ее преследовать. Союз «ГИК» больше не существует…

Кросс насмешливо посмотрел на Горина, свистнул и улыбнулся.

— Так я и знал! Вечная история! О, женщины!

Горин посмотрел в окно.

Шел дождь. Серое небо нависло над городом. Частая, мелкая сетка заволокла улицы, прятала соседние дома, нагоняла тоску.

Горин неохотно вышел из дома. Нужно было идти на службу.

Улица была покрыта водой и грязью. Редкие прохожие бежали по улице, прячась под зонтиками.

Швейцар у конторы подал ему письмо. Горин взглянул на конверт и сердце молодого человека забилось сильно и тревожно.

Он угнал почерк — писала леди Ю. Знакомый аромат — нежный и неуловимый — коснулся обоняния Горина.

Он вскрыл пакет. Первый же строчки письма застлали туманом его глаза.

Он сел к столу, забыв, где он, что с ним… Перед глазами мелькали строчки изящного мелкого женского почерка.

Из-за письма на него смотрели черные, блестящие зрачки. Тоска светилась в них и отчаяние.

Он прогнал усилием воли видение и стал читать.

— «Прощайте, милый, хороший Андре! Едва ли вы увидите меня когда-либо. Не печальтесь обо мне. Жизнь все же хороша, вы молоды и встретите на своем жизненном пути хорошую светлую девушку, с которой соедините свои судьбы.

Я не для вас. У меня другой путь — путь страданий и горя, со мной всегда воспоминания, вечные воспоминания…

У вас, конечно, много, много вопросов ко мне. В этом письме и отвечу на них. Я все расскажу — и прежде всего о Лямине.