Агата Кристи - Пуаро знает убийцу. Пуаро расследует. Пуаро спешит на помощь. Сообщники

— Зато мужчины скромнее, — пробормотал Томми. — Но что это с тобой, Таппенс? Что не дает тебе покоя?

— Не знаю. Просто хочется, чтобы что-то случилось. Что-нибудь захватывающее. Неужели тебя самого не тянет вновь поохотиться на немецких шпионов? Ты только вспомни те безумные рисковые деньки, что мы пережили. Конечно, ты и сейчас вроде как на секретной службе, но это же одни бумажки.

— Похоже, ты просто мечтаешь, чтобы меня, нарядив большевиком-самогонщиком, заслали в кромешную Россию или еще что похуже.

— Нет, это не совсем то, — задумчиво отозвалась Таппенс. — Меня бы с тобой не пустили, а жажда деятельности обуревает именно меня. Жажда деятельности! Вот что мучает меня целыми днями.

— Займись хозяйством, — предложил Томми, широким взмахом руки обводя фронт работ.

— Я занимаюсь, — оскорбилась Таппенс. — Каждый день. По двадцать минут после завтрака. Или у тебя какие-то претензии?

— Как хозяйка ты такое совершенство, что даже противно.

— Спасибо на добром слове! — фыркнула Таппенс.

— У тебя, конечно, есть твоя работа, — продолжила она, — но, послушай, разве в глубине души у тебя никогда не возникает желание встряхнуться? Ну, неужели никогда не хочется, чтобы что-то случилось?

— Нет, — отрезал Томми, — не возникает. То есть мало ли чего нам хочется, но вот чтобы что-то случилось… Это может оказаться не так уж приятно.

— Какие же вы мужчины благоразумные, — вздохнула Таппенс. — У вас что, вообще отсутствует эта первобытная потребность в романтике и приключениях?

— Где это ты такого начиталась, Таппенс? — удивился Томми.

— Только представь, как было бы здорово, — настаивала его жена, — если бы сейчас раздался неистовый стук в дверь, мы бы открыли, и к нам, шатаясь, ввалился бы Мертвец.

— Если это будет мертвец, вряд ли у него получится еще и шататься, — критически заметил Томми.

— Ну, ты понимаешь, о чем я, — отмахнулась Таппенс. — Они всегда вваливаются, шатаясь, и падают замертво у твоих ног, успев, конечно, выдохнуть несколько Загадочных слов. «Пятнистый леопард» или что-нибудь в таком духе.

— Рекомендую перечитать Шопенгауэра [290] Шопенгауэр Артур (1788–1860) — немецкий философ, представитель волюнтаризма, направления, рассматривающего волю в качестве высшего принципа бытия. или Канта [291] Кант Эммануил (1724–1804) — немецкий философ, родоначальник немецкой классической философии. ,— сострадательно посоветовал Томми.

— Это больше подойдет тебе, — возразила Таппенс. — Ты становишься жирным и самодовольным.

— Вовсе нет! — вскинулся Томми. — И, если на то пошло, гимнастику для похудения делаешь как раз ты.

— Ее все делают, — заметила Таппенс. — Про «жиреешь» я образно выразилась. Ты становишься преуспевающим, откормленным и самодовольным.

— Не понимаю, что на тебя нашло.

— Дух приключений, — буркнула Таппенс. — Все лучше, чем мечты о любви. Хотя они меня посещают тоже. Изредка. Воображаю, как встречу мужчину — действительно красивого мужчину…

— Но ты же встретила меня, — удивился Томми. — Тебе что, мало?

— Загорелого, стройного красавца, ужасно сильного. Из тех, что могут оседлать кого угодно и ловко накидывают лассо на диких мустангов…

— Добавь еще ковбойскую шляпу и кожаные штаны, — ядовито вставил Томми.

— Да, и прямо из прерий, — продолжила Таппенс. — И чтобы он безумно в меня влюбился. Я бы, конечно, его отвергла, осталась верной своим супружеским клятвам, но сердце мое было бы разбито навеки.

— Ну, — злобно заявил Томми, — а я частенько мечтаю встретить настоящую красавицу. С такими золотистыми волосами, и которая бы без памяти в меня влюбилась. Только вот сомневаюсь, чтобы я ее отверг… Честно говоря, я совершенно уверен, что не поступил бы так с бедняжкой.

— Что лишний раз подтверждает порочность твоей натуры.

— Да что с тобой, в самом деле? — не выдержал Томми. — Ты никогда так раньше не говорила.

— Нет, но у меня внутри давно уже все клокочет и, чтобы успокоиться, приходится то и дело покупать какую-нибудь одежду. Почему-то это всегда оказываются шляпки.

— У тебя их уже под сорок, — заметил Томми, — и все на один фасон.

— Со шляпками всегда так, — пояснила Таппенс. — На самом деле они разные. Все дело в нюансах. Кстати, сегодня утром я видела совершенно очаровательную в салоне Виолетты.

— Если тебе нечем больше заняться, как скупать шляпки, которые ты потом и не надеваешь…

— Вот, — прервала его Таппенс, — вот именно. Если бы мне было чем заняться! Подозреваю, это должно быть что-то стоящее. Ох, Томми, я правда хочу, чтобы случилось что-нибудь захватывающее! Я знаю — правда-правда — нам это пойдет на пользу. Вот бы встретить добрую фею…

Томми хмыкнул.

— Забавно, что ты это сказала.

Он встал, пересек комнату и, открыв ящик письменного стола, достал оттуда маленький фотоснимок и протянул его жене.

— О! — обрадовалась она. — Так ты проявил их! Это мы здесь снимали? А этот кто делал: ты или я?

— Я, конечно. Твой не вышел. Выдержка была не та, что нужно. Как, впрочем, всегда.

— Как, наверное, приятно, — ухмыльнулась Таппенс, — воображать, что хоть что-то ты можешь сделать лучше меня.

— Совершенно нелепое замечание, — возразил Томми, — но забудем пока об этом. Я хотел показать тебе вот это.

Он ткнул пальцем в маленькое белое пятнышко на фотографии.

— Царапина на пленке, — заявила Таппенс.

— Вовсе нет, — возразил Томми. — Это, чтоб ты знала, фея!

— Томми, ты с ума сошел!

— Посмотри сама.

Он протянул ей лупу, и Таппенс внимательно посмотрела на снимок. При ближайшем рассмотрении и небольшой долей фантазии вполне можно было допустить, что царапина на пленке представляет собой маленькое крылатое существо, усевшееся на решетку камина.

— У нее крылышки! — взвизгнула Таппенс. — Вот здорово: настоящая живая фея в нашей комнате! Давай напишем о ней Конан Дойлу? [292] Конан Дойл Артур (1859–1930) — английский писатель, прославившийся своими новеллами и повестями о сыщике-любителе Шерлоке Холмсе. Ох, Томми! Ты думаешь, она выполнит наши желания?

— Скоро узнаешь, — ответил тот. — По-моему, ты достаточно сильно желала, чтобы что-то произошло.

В этот момент дверь открылась, и долговязый парнишка лет пятнадцати, не вполне еще, кажется, для себя решивший, дворецкий он уже или пока только учится, в исключительно торжественной манере осведомился:

— Сэр, мадам… Дома ли вы? Звонок у парадного только что отзвенел.

— Лучше бы Альберт перестал ходить в кино, — вздохнула Таппенс, после того как, получив подтверждение, паренек удалился. — Теперь он копирует дворецкого с Лонг-Айленда. Спасибо хоть, отучила его требовать у гостей карточки и тащить их мне на подносе.