Агата Кристи - Пуаро знает убийцу. Пуаро расследует. Пуаро спешит на помощь. Сообщники

Томми встал.

— Миссис Ханикот, давайте немедленно поднимемся наверх. Боюсь…

— Чего вы боитесь?

— Боюсь, в вашем доме нет свежей красной краски.

— Конечно нет, — удивилась миссис Ханикот.

— Вот этого я и боялся, — очень серьезно сказал Томми. — Будьте добры, проводите нас в комнату вашей сестры.

Миссис Ханикот тут же, без возражений указала дорогу. В коридоре они заметили Элен, поспешно ретировавшуюся в какую-то комнату.

Поднявшись по лестнице, миссис Ханикот отперла первую дверь по коридору и вошла. Томми с Таппенс не отставали от нее ни на шаг.

Внезапно миссис Ханикот вскрикнула и начала заваливаться назад.

На софе неподвижно лежала фигура в черном платье с горностаями. Лицо ее было не тронуто, прекрасное бессердечное лицо большого ребенка. Рана была на темени. Ее ударили каким-то тупым предметом, проломив череп. Сама рана уже не кровоточила, но редкие капли все еще срывались с софы на пол.

Томми был очень бледен. Он внимательно осмотрел распростертую фигуру.

— Значит, — выдавил он наконец, — душить он ее все же не стал.

— Что вы такое говорите? Кто? — взвизгнула миссис Ханикот. — Она что, мертва?

— Да, миссис Ханикот, мертва. Убита. Вопрос в том, кто это сделал? Хотя скорее это не вопрос. Странно: несмотря на все его угрозы, я не думал, что парень на такое способен.

Он помолчал немного и решительно повернулся к Таппенс.

— Сходи за констеблем, ладно? Или позвони откуда-нибудь в полицию.

Таппенс кивнула. Она тоже была очень бледной.

Томми повел миссис Ханикот вниз.

— Не хочу, чтобы здесь была какая-нибудь ошибка, — сказал он. — Вы можете сказать, когда точно вернулась ваша сестра?

— Могу, — ответила миссис Ханикот, — поскольку как раз подводила стенные часы. Мне приходится делать это каждый вечер: за день они отстают на пять минут. На моих было восемь минут седьмого, а они идут секунда в секунду.

Томми кивнул. Это полностью соответствовало рассказу полицейского. Тот видел сворачивающую в калитку женщину с мехами на шее всего за три или четыре минуты до того, как к нему подошли Томми с Таппенс. Томми тогда еще взглянул на часы и заметил, что после назначенного времени встречи прошло не больше минуты.

Оставалась еще слабая вероятность, что кто-то поджидал Джильду Гленн в ее комнате наверху, но тогда этот кто-то должен был все еще прятаться в доме. Никто, кроме Джеймса Рэйли, не выходил отсюда.

Томми взбежал по лестнице и быстро, но тщательно обыскал помещения. Никто нигде не прятался.

Затем он побеседовал с Элен. Выложив ей печальное известие и дождавшись, когда поток причитаний и призывов к святым угодникам немного стихнет, задал ей несколько вопросов.

Кто-нибудь еще приходил сегодня вечером в дом и спрашивал мисс Гленн? Никто не приходил. А поднималась ли наверх этим вечером сама Элен? Да, как обычно, в шесть часов — может, несколькими минутами позже, — чтобы задернуть шторы. В любом случае, до того, как этот дикарь принялся обрывать дверной звонок. Тогда она побежала вниз открывать. А что он убийца, так она всегда знала.

На этом Томми ее отпустил. Он все еще испытывал странное сочувствие к Рэйли и нежелание верить в то, что он оказался способен на убийство. И однако, кроме него, убить Джильду Гленн не мог никто. Миссис Ханикот и Элен были единственными, кто был в доме.

Из коридора послышались громкие голоса, и, спустившись, Томми обнаружил там Таппенс и уже знакомого им полицейского. Последний достал из кармана блокнот и совершенно тупой карандаш, который принялся украдкой слюнявить. Потом он поднялся наверх и бесстрастно осмотрел тело, заметив только, что дотрагиваться до чего-нибудь себе дороже: инспектор разделает его как Бог черепаху. Затем он выслушал все истеричные вскрики и путаные объяснения миссис Ханикот и даже записал что-то из этого себе в блокнот. Уже само его присутствие успокаивало и внушало уверенность.

Прежде чем он отправился звонить в участок, Томми все-таки удалось перехватить его на крыльце и немного побеседовать наедине.

— Послушайте, — начал Томми, — вы говорили, что видели, как пострадавшая зашла в калитку. Вы уверены, что она была одна?

— О! Абсолютно одна. Никого и близко не было.

— А после этого и до того, как вы встретили нас, никто не выходил из калитки?

— Ни души.

— Но вы бы увидели, если б кто-то вышел?

— Конечно, увидел бы. Никто не выходил, кроме этого полоумного парня.

И представитель закона, важно спустившись по ступенькам, ненадолго задержался у белого столбика калитки, на котором виднелся отчетливый красный отпечаток ладони.

— Явно непрофессионал, — с сожалением отметил он. — Оставить этакое!

И, толкнув дверцу калитки, вышел на дорогу.

Днем позже Томми с Таппенс все еще были в Гранд-отеле, только Томми счел разумным переодеться наконец в гражданское.

Джеймс Рэйли был задержан и помещен под стражу. Его защитник, мистер Марвел, как раз заканчивал разговаривать с Томми.

— Никогда бы не поверил, что Джеймс Рэйли способен совершить убийство, — просто сказал он. — У него все только на словах.

Томми кивнул.

— Да уж, когда тратишь столько энергии на разговоры, для поступков мало что остается. Мне тут пришло в голову, что на процессе я буду одним из главных свидетелей обвинения. А то, что он говорил мне в гостинице, и как раз перед преступлением, будет иметь для него просто убийственные последствия. И, несмотря ни на что, он вызывает во мне сочувствие — я с радостью признал бы его невиновным, появись у нас хоть какой-нибудь подозреваемый. Что говорит он сам?

Защитник поджал губы.

— Что обнаружил ее уже мертвой. Разумеется, это чушь. Просто схватился за первое, что пришло ему в голову.

— Да уж, если представить, что он говорит правду, получается, что преступление совершила словоохотливая миссис Ханикот, а это уже из области фантастики. Похоже, убийца все-таки он.

— Да и горничная слышала крик, помните?

— Горничная, да…

Томми помолчал и задумчиво продолжил:

— До чего мы все-таки легковерны. Верим своим впечатлениям так, точно это Священное писание. А вдруг эти впечатления ошибочны?

Защитник пожал плечами.

— А! Давно известно, что самые ненадежные свидетели те, которые с течением времени вспоминают все больше и больше подробностей, причем делают это совершенно искренне.

— Я не только об этом. Я говорю о людях вообще: они то и дело утверждают то, чего на самом деле не было, и даже не замечают этого. Вот, например, вы или я наверняка не раз говорили: «Почта пришла», всего лишь услышав стук в дверь и скрип открываемого почтового ящика. И в девяти случаях из десяти мы правы и это действительно почта, но, может, в десятом — это только соседский малыш, решивший немного пошутить. Понимаете, о чем я?