Ричард Халл - Благие намерения. Мой убийца (сборник)

– А они не были?

– Не были. Полагаю, на меня подействовали тон и манеры Каргейта, поэтому я был настроен критически. – Макферсон взъерошил седые волосы и, казалось, снова впал в раздражение. – Так или иначе, я внимательно пригляделся к маркам, и, боюсь, Каргейт все прочел по моему лицу.

Фенби, глядя на филателиста, подумал, что по этому лицу наверняка можно прочесть больше, чем тому кажется. Однако развивать эту тему инспектор не желал и вернулся к основному разговору:

– И вы сразу разглядели подделки?

– Одну-две – сразу. По крайней мере, появились сильные подозрения, и я допустил ошибку, спросив Каргейта, где он взял эти марки. «Не у вас», – ответил он. «Да уж надеюсь», – сказал я. Тут он рассердился и спросил, что я имею в виду. Я объяснил, что гарантирую подлинность каждой марки, которую продаю, и что не уверен вот в этих марках. И показал на шестипенсовую с надпечатками «полпенни». Тут он просто рассвирепел и заявил, что впредь не будет мне показывать вещи, на которые я недостоин смотреть. Если подумать, ему бы стоило сказать, что он больше не будет иметь со мной дел, но Каргейт прекрасно понимал, что сам себе навредит, потому что именно у меня было то, что ему нужно. Так что он снизил обороты и ограничился замечанием, что не мне бы говорить, поскольку у меня есть привычка держать в своих альбомах сомнительные экземпляры. Тут я, разумеется, запротестовал. Ведь именно для этого я и приехал. Помните, я упомянул?

– Да. И это тоже связано с марками Сент-Винсента?

– Нет, речь шла об ирландских марках. Довольно заурядных, имейте в виду, хотя кое-какие экземпляры с пропущенным акутом очень ценятся.

Фенби застонал.

– Мне и в этом нужно разбираться?

– Здесь нет ничего сложного. На некоторых марках есть слово «Saorstát». Означает, кажется, «Свободное государство», и над вторым «а» должен стоять акут – знак ударения, но иногда он пропущен. Именно по поводу кварт-блока, где из четырех марок на одной акут пропущен, Каргейт и выдвинул свои грязные инсинуации.

Макферсон распалился, вспоминая происшествие.

– Представьте, обвинил меня в том, что я удалил акут с одной марки и пытался то же проделать с остальными! Слушайте, это идиотизм, ведь след от печати все равно останется – этакий рубчик, – и не думаю, что его можно убрать. В любом случае, я такими вещами не занимаюсь. И все равно, признаюсь, было неприятно выслушать подобное обвинение; ведь даже если только слух об этом разойдется, моя торговля серьезно пострадает. Если люди перестанут мне доверять, то будут покупать только мелочь, в которой могут не сомневаться, – кому надо тратить несколько часов, чтобы превратить марку ценой шесть пенсов в девятипенсовую? Но никто не решится покупать у меня что-то действительно стоящее, понимаете?

– Вполне понимаю. Каргейт как-то подтвердил свои обвинения?

– Он показал кварт-блок, где на одной марке из четырех действительно кто-то пытался убрать акут.

– Блок был у Каргейта?

– Блок был вклеен в мой альбом. Однако вклеен не мной. И не моими помощниками. Им бы и в голову не пришла такая глупость. В то, что они украли настоящий блок и вместо него вклеили подделку, я не поверю. Они все работают у меня как минимум пять лет, и ничего подобного не случалось. Так вот, Каргейт сказал мне про этот блок, и я, конечно, немедленно ответил, что не верю ему, и потребовал показать. «Конечно, покажу, – ответил Каргейт. – Именно это я и собираюсь сделать. Нужно достать альбом из сейфа». Тут он вышел из комнаты, а я, как и говорил вам, продолжил рассматривать марки Сент-Винсента на письменном столе. Наверное, это была ошибка – она привела к новым неприятностям.

– Кажется, я догадываюсь, что было дальше, – сказал Фенби. – Продолжайте.

– Догадываетесь? Он вернулся с моим альбомом и показал мне кварт-блок с любительской попыткой переделки. Блок был оценен в двадцать пять фунтов, так что именно столько я потерял из-за чьего-то – подозреваю, Каргейта – фокуса. Ну, может, немного меньше, ведь три марки в блоке остались нетронутыми, и за них можно получить четыре или пять фунтов.

– Вы имеете в виду, что на том месте в альбоме раньше находился настоящий блок с маркой без акута?

– Естественно, его я хорошо помню. На этом история не закончилась. Пока я рассматривал блок, Каргейт повернулся к своим Сент-Винсентам. Я не следил за ним внимательно, но теперь понимаю, что он взял одну марку, самую раннюю шестипенсовую – она яркая желто-зеленая и их очень мало негашеных в нулевом состоянии; Каргейт обвинил меня в том, что я ее украл.

Фенби, узнав шутку, сыгранную с Йокельтоном, нисколько не удивился.

– А вы ее не брали? – мягко спросил он, даже не задумываясь, как звучит вопрос.

– Разумеется, нет! Вы тоже считаете меня вором?

– Нет-нет, простите! Я не то имел в виду. Полагаю, вы обрушились на него, как сейчас на меня.

– Еще бы.

– И он предложил вас обыскать?

– Нет. Я сам предложил. А откуда вы знаете?

– Интересный вариант. Полагаю, она нашлась у вас?

– Нет!

– На сей раз ему не удалось ее подкинуть?

Гнев Макферсона постепенно испарялся.

– Ясно, – сказал он. – Что-то подобное уже случалось, и вы думали, что все повторится в подробностях? Я-то сначала решил – вы подумали, будто я действительно взял марку… Ну, я не знаю, что там якобы украли в первый раз, но марка – очень хрупкая вещь, ее легко повредить. Ее нельзя так просто сунуть в карман или пихнуть в ботинок – Каргейт, кстати, проверил отвороты моих брюк, но ничего не нашел. – Макферсон, остыв, даже улыбнулся. – Не нашел и в записной книжке, и в конвертах от писем у меня в карманах. В конце концов я прямо ему заявил: мол, уверен, что он сам взял марку, и впредь не собираюсь иметь с ним никаких дел. Более того, я сказал, что расскажу о нем другим торговцам марками. Тут он сказал, что, в свою очередь, расскажет обо мне. А в конце этой сцены с маркой я сказал ему, где она.

– Так вы все время знали? И что же: он не сказал…

– Еще как сказал. Сказал, что тот, кто спрятал, может и найти; но мне не стоило прятать в его вещах…

– Так где она была? – спросил Фенби, поскольку Макферсон не собирался продолжать.

– В табакерке. По крайней мере, я думаю, там был табак.

Там и был табак, но Фенби не стал показывать, насколько ему это интересно. Кроме того, его удивило, что Макферсон не уверен в содержимом табакерки; однако инспектор промолчал, позволив торговцу продолжать.

– Я сказал, что марка в коробочке, почти наугад – меня вдруг осенило. Понимаете, получилось так, что я заметил коробочку, когда вошел: дорогая золотая вещь с изумрудной монограммой – как на самоанской марке 1914 года (Макферсон не мог не говорить о марках дольше пяти минут). Она лежала на письменном столе рядом с альбомом. А когда мы спорили, кто из нас успешнее очернит другого, я вдруг заметил, что коробочка перевернута. Я и предложил ему посмотреть в коробочке – там марка и оказалась.