П Орловец - Приключения Шерлока Холмса против Ната Пинкертона в России

— Ах, черт возьми! — воскликнул полицеймейстер.

— Да, эти факторы делали прекрасные дела! — улыбнулся Пинкертон. — Но только в Европе быстро разнюхали их проделки. Два таких фактора уже сидят в каторге…

— Да?

— О, да! А остальные разбежались?

— К чему вы клоните речь?

— А к тому, что, по-моему, эти господа оперируют теперь в России и именно у вас на Кавказе, где легко проделывать эти штуки благодаря массе мест, где можно спрятаться и откуда можно выйти незаметным.

Полицеймейстер заволновался.

— Но что же делать! Что делать? — заговорил он жалобным тоном.

— Надо отыскать путь, по которому сплавляется этот живой товар.

— Да, но как?

— Путем логики.

— Хорошо на словах, а вот на деле-то как?

— А мы попробуем разобрать это сейчас! — сказал, улыбаясь, Пинкертон. — Предполагать, что покупщиками являются горцы — нельзя. Похищение стоит денег, а горцы народ бедный. Значит, живой товар лишь временно прячется в горах. А затем вывозится. Но куда? На юг существует два пути: один сухопутьем по Закавказью до турецкой границы, второй — на берег Черного моря. Первый путь долог, дорог и опасен, значит, остается второй. Жертвы привозятся в какое-нибудь укромное местечко на берегу Черного моря, там девушек сажают на турецкие шхуны и они увозятся совершенно незаметными. В портовых городах искать нечего, остается искать в других местах, и я это сделаю!

— Как, вы хотите ехать? — заволновался полицеймейстер.

Нат Пинкертон пожал плечами.

— Вы прекрасно понимаете, что искать кого-нибудь в дебрях кавказских гор совершенно бесполезно.

— Оно конечно…

— В этом и дело! Пока мы будем их искать, рыская по горам, их давно спровадят за пределы досягаемости.

— Верно-то верно!

— Поэтому я уезжаю на побережье Черного моря и будь я не Нат Пинкертон, если я не перехвачу бедную девушку вместе с другими и не захвачу всей этой проклятой шайки.

С этими словами американец пожал руку полицеймейстеру и почти бегом выбежал от него, бормоча себе под нос:

— Я опережу их, черт возьми.

Прошло три дня.

Стоял жаркий весенний день и Черное море, тихое и спокойное, едва заметно колыхало свои темно-синие воды. В одной из хат маленькой прибрежной деревушки, населенной исключительно рыбаками, сидел за столом Нат Пинкертон. Около него, группируясь вокруг стола, сидело человек семь сыщиков, приехавших сюда вместе с ним.

Держа перед собою карту черноморского побережья, американец делал распоряжения, словно главнокомандующий перед боем.

— Они могут избрать только этот участок побережья, к которому вплотную подходит горная цепь! — говорил он. — Значит, наш район равен не более ста двадцати верстам.

И он указал на карте предполагаемый район.

— Нас восемь человек, и следовательно, на долю каждого приходится по пятнадцати верст береговой полосы. Если же принять во внимание берега совершенно неподходящие, то на долю каждого придется верст по одиннадцати. Вот тут у меня написано, кто каким участком заведует и определены точные границы каждого. Чтобы быть менее заметными, оденьтесь в форму черноморских моряков. Следите за каждым проходящим судном, за каждым подозрительным человеком и, если увидите что-нибудь, моментально давайте мне знать на мой пункт.

Сыщики кивнули головой.

Нат Пинкертон достал из бумажника тысячу четыреста рублей и дал каждому сыщику по двести рублей.

— Это на расходы и обмундировку! — пояснил он. — Устройтесь возможно скорее и живее становитесь каждый на свое место.

Проговорив это, он встал, давая этим понять, что официальный разговор окончен.

Разговаривая между собою, сыщики вышли из избы.

Сам же Пинкертон снова нагнулся над картой, весь погрузившись в свою работу.

Прошло не меньше часу, пока он наконец поднял голову.

— Степан! — крикнул он.

На зов вошел казак.

— Что, лошади оседланы? — спросил американец.

— Так точно! — ответил казак.

— Тогда подводи их к дому!

Казак вышел и через три минуты две оседланные лошади уже стояли у двери избы. Заперев дверь на крючок, американец быстро переоделся простым казаком, взял свою дорожную сумку и, перекинув через плечо винтовку, вышел из избы.

Быстро вскочил он в седло и в сопровождении казака тронулся в путь крупной рысью.

Ему хотелось во что бы то ни стало осмотреть скорее весь подозрительный участок.

— Ты хорошо знаешь берег? — спросил он казака.

— Ничего… Знаю! — отвечал тот.

— А не знаешь ли ты тут таких скрытых бухточек, в которых обыкновенно останавливаются подозрительные суда и шхуны?

— Да их тут много!

— Ну, ладно! Ты мне их указывай! Если выйдет дело, то получишь от меня двадцать пять рублей.

Физиономия казака просияла.

— Эх, барин, посоветывал бы я вам одну вещь! — проговорил он, улыбаясь. — Вы ведь по сыскной части, а коли не поскупитесь, так дам я вам хорошего человека… Только ему дайте рубликов пятьдесят…

Пинкертон круто осадил лошадь и поехал рядом с казаком.

— Говори, говори! — сказал он быстро.

— Есть тут один ингуш… Мошенник первой руки и контрабандой промышлял…

— Ну!

— За деньги всех продаст, а особливо теперь!

— А что?

— Да разодрался он, сказывают, с турецкими капитанами, которые, шут их знает, что возят. До стрельбы у них дошло. Сказывают, ингуш этот хотел заместо денег какую-то девку взять, а ему не дали…

Нат Пинкертон так и насторожился.

— Ну, ну! — подбадривал он казака. — Какую девку?

— А, право, не знаю! Кто их знает? Должно, ихнюю.

— Вези меня к нему! — быстро проговорил Пинкертон. — А как только познакомишь, я тебе лишнюю десятку дам.

— Тогда своротить влево придется, — сказал обрадованный казак.

— Сворачивай, голубчик, сворачивай, да только поживее!

— заторопил американец.

И повернув лошадей, они углубились в горы.

Судьба, видимо, улыбалась американцу.

Лишь только мы с Холмсом возвратились на Военно-Грузинскую дорогу, как Холмс так зашагал к городу, что я едва поспевал за ним.

Все мокрые добрались мы до Владикавказа.

Взяв извозчика, мы направились к Бугасову.

Он был дома.

— Ну что? Как? Нашли? — засыпал он вопросами Холмса.

— След есть! — ответил он. — Но пока не спрашивайте ничего. Скажите, пожалуйста, есть ли у вас собака?

— Собака? — удивился инженер. — Есть и комнатная и дворовая. Вам какую угодно?

— Ту, которую больше любила ваша дочь!

— Моя дочь? Да она чуть не спала с фокстерьером.

— Скажите: он скучает без нее?

— Ужасно!

— Он здесь?

— Здесь.

— Нет ли у вас немытого чулка вашей дочери?

— Ну, уж этого не знаю? — растерялся инженер.

— В таком случае узнайте! — попросил Холмс.